Эту маленькую повесть я написал два года назад. Идея возникла, когда я рассматривал замечательные коллажи Макса Эрнста 20-30-х годов. Любители нашей темы могут знать эту его работу:
Возможно, кому-то попадалась и оригинальная иллюстрация, которую Эрнст взял за основу своего коллажа. Если так - буду признателен за наводку. Мне её найти не удалось (а ведь это явно иллюстрация - по идее, должен существовать и текст, который она иллюстрирует). Но я отвлёкся. Работы Эрнста не только навели меня на идею повести, но и вдохновляли в течение всей работы над ней. Подсказывали развитие характеров и сюжетных ходов. Это они направили автора в дебри дадаизма и раннего сюрреализма, куда теперь он силится заманить читателя. И конечно - я использовал их в качестве иллюстраций. Но не только их. Другим источником иллюстраций и вдохновения стали работы салонных классицистов XIX века. Я их обожаю! Да и как можно не любить этих развратников! Ну, и конечно - афишки Тулуз-Лотрека, призванные воссоздать дух Парижа конца XIX века, где происходит действие. Плюс - самые разные материалы вплоть до современных фотоколлажей, вроде того, что я подобрал для первой главы.
В общем - это повесть о художниках, искусстве и воображении. Тема служит кристаллом, пропускающем через себя и преломляющем эти потоки. Её отблески рассыпаны по всем шести главам, хотя лишь в одной акцентируются до привычной для тематической литературы концентрации. Поэтому читатель, нацеленный на тематическую "литературу действия", возможно, будет разочарован. Перед вами - тематическая литература болтовни.
На город хищной совой опускалась ночь – время любви и подлых преступлений. И нам с Гигу в эту ночь до любви не было никакого дела. Мы быстро нашли подходящую лазейку в жаждущей ремонта ограде и углубились в запущенный сад, разросшийся словно лес, скрывая от посторонних взглядов двухэтажный дом, где мы с Гигу намеревались творить свои чёрные дела. Мы шли вокруг дома, осматривая окна первого этажа, пока не нашли одно незапертое. Я подсадил Гигу, он протянул мне руку – и о-ля-ля! Мы оказались на кухне.
Бесшумное передвижение по тёмному дому было нелёгким делом. Комнаты, коридоры, лестница – всё было заставлено коробками. Похоже, Шабанон скупала всё подряд – всё, что ей когда-нибудь в жизни хотелось иметь, было здесь – Гигу чиркнул спичкой и огонёк осветил ряды фарфоровых игрушек – ими были уставлены все полки, тумбочки, крышки комодов…
- О, господи… - Прошептал я.
Всевозможная мебель тоже была тут – и в неимоверных количествах – продвигаться по этому складу женских грёз, не ломая ноги, было подвигом, достойным Роланда Неистового, преследующего вероломных гасконских карликов по пиренейским ущельям.
Мы медленно продвигались по коридору, переговариваясь шёпотом.
- Гигу! Осторожно – не заденьте этот секретер - он стоит поперёк коридора, словно баррикада в Сент-Антуанском предместье… Может быть, мадмуазель Шабанон – тайная приверженка Интернационала? Это объяснило бы её страсть перегораживать всё подряд…
- Сомневаюсь, Бурбаки… К тому же, это бюро, а не секретер – уж поверьте моему канцелярскому опыту…
- К чёрту ваш канцелярский опыт, Гигу! Просто будьте осторожнее…
- Дьявол! А это что?
- Не знаю. Ваша спичка погасла.
- Сейчас… Чёрт… Очередная тумбочка… Как больно…
- Терпите, мой друг! И держите спичку повыше – мне ничего не видно… Ой!
Я наступил на что-то, со страшным металлическим лязгом покатившееся по полу. Мы замерли. Наверху раздались шаги. Гигу торопливо погасил спичку. На втором этаже, перед выходом с лестницы, у подножья которой притаились мы, открылась дверь, на пороге возникла Шабанон в до невозможности коротком шёлковом пеньюаре со свечой в руке.
- Кто там? – Воскликнула она. – Опёнок? Это ты? Иди ко мне, не прячься!
Стуча по ступенькам голыми пятками, мадмуазель спускалась по лестнице – прямо нам в руки…
- Ага! Попалась! – Взревел Гигу. – Стой! Не уйдёшь! Хватайте! Хватайте её, Бурбаки!
- Держите её, Гигу!
Мадмуазель, рванувшаяся было наверх, настигнутая, схваченная, обмякла в наших руках, лишившись чувств.
- Похоже, она в обмороке. Берите её за ноги, Бурбаки… Та-а-ак… Потащили…
Мы внесли Шабанон в её спальню. При свете настенной газовой лампы я обнаружил, что и без того короткий пеньюар мадмуазель задрался до совершенного неприличия. Как порядочный человек, я вознамерился скромно отвести взор, но взор нагло проигнорировал моё намерение. В эту минуту я понял, что, возможно, был несправедлив к Рубенсу.
- Бросайте сюда – на кровать. – Командовал Гигу. – Сейчас мы её чем-нибудь свяжем…
Гигу вытащил из-под бесчувственной Шабанон пару простыней и, скрутив в жгут, одной из них привязал заброшенные за голову руки нашей пленницы к изголовью кровати. Второй простынёй он связал и приторочил к противоположному концу кровати ноги мадмуазель.
- Гигу… Почему она не приходит в себя…. Вдруг у неё от испуга остановилось сердце…
- Вы так думаете? – Гигу схватил Шабанон за едва прикрытую шёлком левую грудь. – Ерунда! Стучит как барабан на военном параде! Чтобы такая женщина – и окочурилась от простого испуга? Вы посмотрите – это же кровь с молоком! Амазонка! Или сабинянка – вечно я их путаю. Был бы здесь Помпили – он бы точно сказал!
- Вакханка! – Подсказал я.
- О! Точно! И без Помпили разобрались...
Гигу пробежал пальцами по телу мадмуазель от груди до колен, словно пианист, проверяющий настройку инструмента.
- Какой академизм! – В восторге воскликнул он.
Илл. 5.2. Александр Кабанель «Нимфа и сатир».
- Гигу! Кажется она пошевелилась…
- В самом деле? – Гигу пробежался пальцами в противоположном направлении. – И правда – задёргалась!
- По-моему, она уже пришла в себя, - продолжил я, - и подсматривает за нами сквозь опущенные ресницы… Вот – посмотрите! Услышала мои слова и сразу зажмурилась! И губы у неё подёргиваются, когда вы бегаете по ней пальцами. А ну-ка сделайте это ещё разок! Вот! Как будто ей смешно, но она пытается не показывать виду! Гигу! Да ей же щекотно!
- Мадмуазель угодно симулировать обморок? – Сказал Гигу. – А если сделать так?!
Пальцы моего беспощадного друга внезапно оказались у воровки подмышками, защищёнными лишь мягкой золотистой шёрсткой. Эффект был грандиозен! Глаза Шабанон распахнулись во всю серо-голубую ширь, из её груди вырвался визг, настолько пронзительный, что кто-то на улице мог подумать, что мадмуазель обнаружила у себя под одеялом мышиный город. Я порадовался, что Шабанон избрала себе такое уединённое жилище. Иначе на её визг сбежалась бы вся улица. С минуту она визжала на одной ноте, наконец, обессилев, перешла на завывающий ведьминский хохот, прерываемый слабыми возгласами:
- Прекратите! Не надо!
- Я вижу – вы пришли в себя, мадмуазель! – Сказал Гигу, прервав свои бодрящие процедуры. – Рад за вас!
- О, господи! Если вам нужны деньги – они в том шкафчике! Забирайте их, негодяи, и убирайтесь!
- Мы не грабители! – Оскорблёно воскликнул мой щепетильный друг. – Нам не нужны ваши деньги и прочее барахло. Мы пришли забрать то, что принадлежит нам!
- То, что вы коварно похитили! – Добавил я.
- Не понимаю, о чём вы говорите! – Шабанон уставилась в потолок.
- Бурбаки… – Сказал Гигу. – Кажется, у мадмуазель проблемы с памятью… Вы, случайно, не знаете, чем лечится эта болезнь?
Илл. 5.3. Макс Эрнст. Коллажи из альбома «Неделя доброты».
- Есть одно… народное средство... - Ответил я. – Оно ещё от симуляции обмороков помогает…
- Ах, ну конечно! – Подхватил Гигу. – Как я мог забыть!
Его пальцы впились в пухлые бока Шабанон и с рачительностью финансиста принялись пересчитывать её рёбрышки. Подлая похитительница заверещала с новой силой и забилась, пытаясь вырваться из наших пут.
- А вы что стоите, Бурбаки? Займитесь-ка её ногами – у нас с вами в этом деле богатый опыт, не так ли?
Я присел на край кровати и провёл пальцами по стопам Шабанон. Её ступни были заметно крупнее маленьких и изящных ножек из шкатулки, однако, надо отдать должное нашей пленнице, форма их была близка к идеальной – в самый раз для полотна какого-нибудь академиста.
- Гигу! – Сказал я, танцуя пальцами на яростно дёргающихся ножках Шабанон. – А не продать ли нам её в рабство Помпили? Конечно, после того, как мы выпытаем, куда она спрятала нашу шкатулку. Из неё может выйти недурственная академическая натурщица!
- Отличная идея, Бурбаки! – Отозвался Гигу. – Такую натурщицу любой академист оторвёт с руками и ногами! Только боюсь, у этого нищеброда не хватит денег. Слишком много тратит на устриц. Давайте уж сразу продадим её Академии Изящных Искусств. Пусть академисты пользуются ей по очереди! Вы слышите, мадмуазель?
Шабанон металась между адским хохотом и полоумным хихиканием как Шарль Бодлер между вином и гашишем. Её ноги извивались в моих руках как «Цветы зла» под взглядом цензора. Не дождавшись внятного ответа, Гигу продолжил:
- Вас будут держать в подвалах Академии, закованную в цепи, и рисовать с вас всех этих томных андромед и манерных мучениц!
Илл. 5.4. Лоуренс Альма-Тадема «Триумф веры».
Как ни странно, Шабанон отнеслась к этому предложению с известным интересом:
- Что угодно! Только не щекочите! – Кричала она между взрывами истерического смеха.
- О! – Воскликнул Гигу. – Мадмуазель слишком хорошего мнения об академистах! Как по вашему, они добиваются от своих натурщиц этого гедонистического румянца, этой эзотерической отрешённости во взгляде? Уж ни читают ли они им вслух новеллы господина де Мопассана? О, нет, мадмуазель, боюсь, что нет… Они щекочут их, щекочут, щекочут!!!
Илл. 5.5. Александр Кабанель «Рождение Венеры».
Гигу зарылся носом меж грудей несчастной Шабанон, щекоча и их своими усищами.
- Защекочут до полного гедонизма и давай, пока не очухалась, академизм с неё малевать! – Нос Гигу зарывался всё глубже, смех Шабанон становился всё истеричнее, тем более, что и я времени даром не терял, азартно щекоча академические ступни.
- Да… – Продолжал Гигу, по десятому разу пересчитывая рёбра будущей натурщицы. – Чтобы картина продавалась, изрядно попотеть приходится… То ли дело мы – импрессионисты. Наши картины вообще никто не покупает. Ну и не надо! Зато мы к натурщицам по-людски относимся! Найдёшь какую-нибудь шлюшенцию, лет под пятьдесят, стакан абсента ей набулькаешь и давай, пока не протрезвела, какую-нибудь «Продавщицу вишнёвой настойки за пять минут до закрытия бара» с неё писать. А она, паршивка, в носу ковыряется!
Окончив очередной подсчёт рёбрышек, Гигу снова принялся рыться у Шабанон подмышками.
– Нет! У академистов не забалуешь! Только натурщица в себя приходить начнёт, только пальцем в нос нацелится – как академисты всей кодлой на неё набрасываются и давай щекотать, пока обратно до эзотерической отрешённости не защекочут! У них в академии специально для этого персонал заведён – чтобы помогать художникам поддерживать натурщиц в рабочем состоянии. Набирают этот персонал из одних карликов. Специально на это дело натасканных. Чтобы приличную академическую картину намалевать, таких карликов надо штук восемнадцать. Половина отдыхает, половина с натурщицей работает – эзотезирует-гедонизирует, эзотезирует-гедонизирует… А художник так только – мазнёт по холсту, поморщится – нет, говорит, что-то отрешённости не хватает и румянец не того цвета. А карлики стараются, натурщица визжит – страшное дело. Особенно вот здесь щекотать любят. – Пальцы Гигу забегали по внутренним сторонам обнажённых бёдер мадмуазель. – Любимое карлицкое щекотливое местечко!
Илл. 5.6. Джованни Болдини «Анри де Тулуз-Лотрек».
У Шабанон будто открылось второе дыхание – она выгнулась дугой и заверещала так, что замигала лампа. Я как раз хотел спросить Гигу, откуда он столько знает про нравы академистов, но Шабанон, улучив момент, ввернула в свой хохот скороговорку:
- Не-надо-больше-я-всё-скажу!!!
- Ну вот! – Воскликнул Гигу, оборачиваясь ко мне. – А я только вошёл во вкус… Бурбаки, вы не против, если я заткну ей рот, чтобы не проболталась раньше времени? Пока мы не пресытились академизмом…
- Знаете, Гигу. Кажется, я уже пресытился. Не забывайте – как только мы получим назад наши ножки, нам придётся как следует поработать! Не знаю, как вы, а я должен Помпили уже семьдесят пять франков!
Илл. 5.7. Макс Эрнст. Коллаж из альбома «Неделя доброты».
- Вот умеете вы, Бурбаки, всё испортить… Ну ладно… Так что, мадмуазель? Что вы хотели нам сказать?
- Ваша шкатулка действительно была у меня… - Тяжело дыша, сообщила Шабанон.
- Была?! – Спросил Гигу.
- Да! А потом ко мне явились какие-то господа в военной форме и велели отдать её им. Они сказали, что это секретное государственное устройство, от которого зависит финансовая стабильность Республики. И велели мне молчать и никому ничего не рассказывать, потому что это Великая и Страшная Государственная Тайна! Вот я и молчала, пока могла! Пока вы… – Она всхлипнула. – Пока вы не заставили меня… ужасными пытками… выдать эту Тайну!
- Боже мой! – Воскликнул я. – Гигу! Неужели всё было напрасно?!
- Бурбаки. Не торопитесь. – Сказал Гигу. – Мне кажется, мадмуазель с нами не вполне искренна...
- Что вы хотите сказать, Гигу?
- Что нас пытаются обвести вокруг пальца!
- О...
- Мадмуазель, где ваша собачка?
- Она... куда-то убежала...
- Вы же с ней никогда не расстаётесь? Откуда вдруг такое равнодушие к любимому зверьку?
Шабанон молчала, в ужасе глядя на нас.
- Где ваш Опиум, мадмуазель? Или эти господа в военной форме и его забрали? В качестве гаранта соблюдения конституционных свобод?
Шабанон попыталась что-то сказать, но, видимо, так и не смогла придумать чего-нибудь мало-мальски достоверного.
- Бурбаки… – Произнёс Гигу сладким голосом. – Похоже, во Французской Академии Изящных Искусств услышали мои молитвы… Это мужественная женщина по-прежнему упорствует… Какое счастье! Какое счастье! А, может быть, мадмуазель нравится то, что мы с ней делали? И она жаждет продолжения?
Илл. 6.2. Кальдерон «Отречение святой Елизаветы».
Произнося эту речь, мой друг медленно-медленно тянул пальцы к подмышкам Шабанон.
- Они? То есть ваша собачка и наши ноги, покрытые взбитыми сливками? Иначе откуда бы взялась вся эта грандиозная коллекция барахла?!
По щекам Шабанон побежали слёзы.
- Сладким творожком… – Прошептала она.
- Что?
- У Опёнка от взбитых сливок несварение… Поэтому я использовала сладкий творожок… Пожалуйста! Не забирайте моего пёсика!!!
- Увы, мадмуазель. – Сказал безжалостный Гигу. – Похитив нашу собственность, вы причинили нам слишком большие неудобства. Бурбаки даже хотел стреляться, но не нашёл денег на револьвер. Мы заберём и шкатулку… и собачку… В качестве компенсации за перенесённые страдания. А вы оставайтесь со своим барахлом! Пойдёмте, Бурбаки.
- Только не давайте ему взбитые сливки! – Услышали мы уже на лестнице. За этим последовали такие безудержные рыдания, что я был рад, когда мы удалились от спальни мадмуазель достаточно, чтобы их не слышать.
* * *
- Гигу! Давайте оставим ей собачку! Страдания этой Шабанон разрывают мне сердце!
- Может быть, Бурбаки… Может быть… У меня тоже есть сердце… Но пусть пока помучается – она это заслужила!
Гигу отворил дверь подвала и мы двинулись вниз по лестнице. Пошарив по стене, я нащупал газовую лампу.
- Гигу! Давайте спички! Здесь есть лампа, а то мы ничего не найдём в темноте…
Подвал осветился. Это было большое помещение, заваленное разным хламом. Ни собачки, ни шкатулки мы не видели, зато сразу обнаружился коридор, уходящий куда-то дальше. Похоже, подвал занимал бОльшую площадь, чем дом, возможно, даже соединялся с другими подземельями…
- Стойте, Бурбаки… Там кто-то есть…
Я тоже услышал эти звуки. Непохоже было, чтобы их издавала маленькая собачка…
- О, Боже мой, Гигу! Неужели нам придётся с кем-то драться?!
- Спокойствие, мой друг! С вами ветеран народного просвещения! Давайте возьмём эти стулья…
- Гигу! Зачем нам стулья?!
- Запомните, Бурбаки… Стул – грозное оружие канцелярского работника! Особенно в сочетании с тактикой подкрадывания сзади. Если кто-то на нас нападёт - немедленно разбегаемся в разные стороны. Если он погонится за мной – догоните и дайте стулом по голове. Главное – не стесняйтесь, бейте со всей силы! Но лучше бы он погнался за вами… Тогда у врага не осталось бы ни одного шанса…
- Стойте, негодяи!
Мы обернулись. По лестнице, ведущей в подвал, живо сбегала Шабанон – всё в том же коротеньком пеньюаре и с чудовищных размеров револьвером, который мадмуазель держала обеими руками. Как она выпуталась из простыней, которыми мы её связали, остаётся тайной. До чего, всё-таки, изворотливая толстушка!
- Спокойствие, Бурбаки, только спокойствие… - Пробормотал Гигу. – В хорошем стуле застрянет любая револьверная пуля... Наше министерство на стульях не экономило - только поэтому я ещё жив! А эти стулья, на первый взгляд, не уступают министерским...
Прикрываясь стульями словно щитами, мы с двух сторон приближались к Шабанон. Девица вертелась между нами, растерянно оборачиваясь то ко мне, то к Гигу. Быстро становилось очевидным, что мадмуазель не представляет, как сделать, чтобы её чудовище выстрелило. Усы Гигу хищно топорщились.
- Мадмуазель знает нас с хорошей стороны… – Процедил он, медленно приближаясь. – Скоро она узнаёт нас с плохой стороны… Теперь мы свяжем её как следует… Заткнём рот… Разденем догола…. Вымажем взбитыми… Ну, хорошо... Вымажем сладким творожком... Всю – от подмышек до пяток! И напустим на неё эту собачонку-сладкоежку!!! Как вам мой план, Бурбаки?
- Отличный план, Гигу! – Отозвался я, подкрадываясь с другой стороны.
Илл. 6.3. Артур Хакер «Облако».
Шабанон смотрела на приближающегося Гигу как заворожённая. Наконец, сбросив оцепенение, она запустила в него револьвером и развернулась, чтобы бежать. Я уже готов был броситься воровке наперерез, когда Шабанон остановилась, и, раскрыв рот от изумления, уставилась на что-то за моей спиной. Пытаться обмануть меня подобным трюком было довольно наивно. Я поставил стул на пол и уже готовился хватать вероломную толстушку, когда мимо меня, размахивая стулом над головой и истошно вопя:
- Отдай наши ноги, мошенник! - Пронёсся Гигу.
Я обернулся. У выхода из коридора, ведущего в дальние части подвала, стоял живой турок. А может, и не турок, а, например, сарацин или мавр. Никогда не разбирался в этих славянах! На турке был длинный халат, усыпанный звёздами из цветной бумаги. На голове его был тюрбан, украшенный куском огранённого стекла, весьма неудачно имитирующего рубин. Ещё у него была длинная седая борода, сделанная, кажется, из пакли. В руке он держал посох, на вершине которого красовалась звезда Давида из золотистой фольги. Я поднял свой стул над головой и бросился вслед за Гигу.
- Остановитесь, друзья мои! Не вынуждайте меня обращать против вас моё магическое искусство! Эти ноги больше не принадлежат ни вам, ни кому-либо ещё! Ибо они вернулись к своей настоящей хозяйке!
Из коридора за спиной сарацина появилось самое прекрасное создание, что я видел в своей жизни – длинные золотистые волосы, огромные голубые глаза – застенчивые и одновременно лукавые, длинные пушистые ресницы… Маленькая, изящная – она так осторожно ступала босиком по грубым плитам пола, что у меня защемило сердце – вдруг эти нежные ножки поранятся, наступив на какой-нибудь ржавый гвоздь! Её ноги показались мне странно знакомыми, хоть я и был уверен, что не встречал эту девушку раньше.
Илл. 6.4. Эжен де Блаас «На пляже», Артур Хакер «Сиринга».
- Чёрт возьми! – Сказал Гигу, опуская стул. Я взглянул на него – мой друг, не отрываясь, смотрел на ноги золотоволосой девушки.
- Позвольте представиться, сеньоры! – Воскликнул персиянин, убедившись, что мы оставили враждебные намерения. – Джузеппе Обалдини! Магистр чёрной магии, профессор астрологии и алхимии, гроссмейстер спиритизма, медиум, некромант, заклинатель джиннов, жрец Астарты, почётный член стоунхенджского круга друидов, изобретатель магического квадрата и любимый ученик Зороастра!
- Очень приятно. – Ответил мой друг. – Гигу, свободный художник. Бурбаки, мой коллега. А это легкомысленно одетая особа – известная воровка Шабанон.
- Рад познакомиться. – Приятно улыбнулся магистр. - Позвольте и мне представить свою спутницу. Это Лаура, моя ассистентка, с недавних пор известная как Танцующая На Руках. О! Это длинная и печальная история, сеньоры! Сейчас я поведаю её вам…
- Месье… – Начал Гигу, но заткнуть профессора алхимии было не так просто.
- Один раз на арене всемирно знаменитого цирка Гран-де-Коко я выступал с номером, воистину поражающем воображение! Поверьте, сеньоры, все мои номера поражают воображение, но этот просто рвал его в клочья! Детям закрывали глаза и уши, женщинам давали нюхать соль, мужчины содрогались… О, сеньоры! Это была классика магической демонстрации! Лаура была помещена в ящик, распилена на куски, а затем - соединена вновь в единое целое! Я демонстрировал этот номер не единожды, но в этот раз что-то пошло не так. Возможно, я неверно учёл расположение небесных светил... Или какой-то недобрый дух исказил магнитные поля, нарушив перпендикулярность параллелей и меридианов... Причина этого феномена осталась неизвестна, но когда я соединил ящики с частями Лауры и произнёс заклинание, коробка с ногами куда-то исчезла!
- Кошмар! – Воскликнули мы с Гигу.
- Все остальные части воссоединились без проблем, - продолжил друид спиритизма, - и публика ничего не заметила. Однако я был раздосадован! Лаура, этот ангел, утешала меня, говорила, что как-нибудь обойдётся, но я никак не мог успокоиться! За маской внешней невозмутимости я скрывал глубокое разочарование... Какое-то время всё шло хорошо. Лаура научилась танцевать на руках и, казалось, забыла о своей потере. Но я не мог забыть! Горечь стыда сжигала меня изнутри! И вот, однажды, на Лауру напал приступ истерического смеха! Её исчезнувшие ноги, сохранившие незримую связь с остальным телом, испытывали мучительную щекотку!
- Ах! – Вздохнула Шабанон.
- Вскоре приступ повторился. А когда наш цирк снова оказался в Париже, бедняжка стала хохотать почти беспрерывно! Я нигде не мог укрыться от её смеха! Он жалил меня словно укусы тарантулов! Я понял - ноги где-то здесь, в Париже. Чем ближе к ним Лаура, тем сильнее она ощущает всё, что с ними происходит! Я посадил её в тележку и стал возить по городу, внимательно отмечая направления, движение по которым усиливало истерику Лауры. Прохожим я говорил, что это моя безумная племянница и я везу её в дом умалишённых. Наконец, мучения Лауры достигли апогея!
- Ах! – Вздохнул я.
- Словно и впрямь лишившись рассудка, бедняжка умоляла меня остановиться и увезти её отсюда. Что ей и без ног хорошо и она больше не может терпеть. Но я был непреклонен. Я понял, что ноги Лауры находятся в этом доме. Дождавшись ночи, мы проникли внутрь. Я взял Лауру на руки и мы спустились в подвал. К моей великой радости, ноги были здесь! Это милое создание слизывало с них нанесённую кем-то сладкую массу.
Обалдини указал на собачку, которую держала на руках и нежно поглаживала прекрасная Лаура. Опиум вилял хвостом и радостно скалил перемазанную творожком мордашку.
Илл. 6.5. Огюст Ренуар «Собачка».
- Это сделала она! – Воскликнули мы с Гигу, дружно указав на Шабанон.
- О! Так вот кого мы должны благодарить за то, что Лаура вновь обрела свои ноги, а я - душевный покой! Благодарю вас, сударыня! И будьте любезны принять в дар от нас это скромное бриллиантовое колье.
- Ах! - Вздохнули мы с Гигу. Колье было достойно королевы! А сколько оно стоило - даже Гигу, наверное, не знал.
- Благодарю и вас, сеньоры, за участие, которое вы приняли в счастливой развязке этой истории. - Обалдини с чувством пожал нам руки. – Благодарю вас и прощайте! Или до встречи - если вы соизволите посетить наше представление! Всего пятьдесят сантимов за места в первых рядах!
- Подождите! - Закричали мы. - Но откуда же брались все эти деньги?
- Какие деньги? - Спросил Обалдини.
- Всякий раз, когда кто-то щекотал ноги Лауры, он получал по почте чек на сто франков! Разве их присылали не вы?
- Нет. - Сухо сказал Обалдини. - Я не имею ни малейшего понятия, откуда они брались. Возможно - побочный эффект того неудачного заклинания. Но нам пора. Лаура! Ты готова?
- Да, маэстро. - Ответила Лаура ангельским голосом.
Обалдини вскинул руки, прокричал что-то непонятное и исчез вместе с прекрасной Лаурой. Опиум подбежал к хозяйке, требуя немедленно взять его на руки.
* * *
С тех пор прошёл год. Мадмуазель Шабанон за это время успела стать мадам Гигу. На деньги, вырученные от продажи колье, супруги приобрели скобяную лавку и Гигу, совсем забросивший искусство, погрузился в её дела с головой.
Я устроился малевать афиши для цирка Гран-де-Коко - не самое лучшее применение моего таланта, зато я получил - пусть небольшой - но стабильный заработок, а главное - возможность быть ближе к моей дорогой Лауре.
Раз в неделю, по пятницам, я пью абсент с Гигантской Женщиной, оказавшейся прекрасным собеседником и тончайшим ценителем современного искусства. Мы играем в преферанс с акробатами-горбунами - это милейшие люди, но страшные мошенники, за которыми нужен глаз да глаз. Играть в шахматы с маэстро Обалдини намного приятнее - он так рассеян, что не замечает даже, когда я незаметно убираю с доски его ферзя. А что касается лиллипутов - то не полюбить их просто невозможно!
В общем, работа в цирке оказалась необременительна и приятна. Но только Лаура – мой золотоволосый ангел – единственная настоящая причина того, почему я всё ещё здесь. Конечно, она не может не замечать этого. Искусство скрывать свои чувства никогда не относилось к числу моих талантов. Да и с какой стати?!
Возможно, полные сладостного томления вздохи, то и дело доносящиеся с моей стороны, когда, схватившись за сердце, я не могу отвести от неё взгляд, не оставляют и Лауру вполне безучастной. Во всяком случае, когда она свободна от своих танцевальных упражнений и не занята с маэстро в его шатре подготовкой очередных демонстраций (а я изнемогаю от ужаса и ревности), Лаура приходит в мой вагончик и подолгу безмолвно наблюдает за изготовлением очередной броской афиши.
Но порой меня терзают сомнения. Мне кажется, что не интерес к моей работе и даже – как ни грустно это признавать – не мой вдохновенный вид и полные страсти взгляды, что я бросаю на Лауру из-за мольберта, привлекают её в мою мастерскую на колёсах. С недавних пор у Лауры появилась одна маленькая слабость. Нечто, без чего ей стало трудно обойтись. И она знает, что я об этом знаю. И ни в чём не могу ей отказать.
Сидя на старом диванчике, Лаура ждёт. Окончив работу, я устраиваюсь на полу у её милых уставших ножек. Словно узнав во мне доброго друга, ножки немедленно сбрасывают туфельки, взбираются мне на колени и, застенчиво прячась друг за дружкой, принимаются кокетничать, требуя с ними поиграть. Я поднимаю взгляд и вижу, как в обращённых ко мне огромных синих глазах скачут озорные чёртики.
Сообщение: 562
Зарегистрирован: 23.01.12
Откуда: Россия, Москва
Рейтинг:
11
Отправлено: 21.02.16 23:39. Заголовок: Не было счастья, как..
Не было счастья, как говорится, да несчастье помогло... Или нет худа без добра. А в результате самый что ни на есть, хэппи энд! Очень неожиданная концовка. С одной стороны, мучения, с другой стороны - все к лучшему... Так очень часто в жизни и бывает. И щекотка на пользу пошла, во всех смыслах, а это не может не радовать. По-моему прекрасный рассказ получился - ни убавить, ни прибавить). Ну и изюминка в конце, или перчинка, тайна, покрытая мраком... А так ли это важно, на самом деле, откуда деньги брались, когда все так хорошо закончилось?! Но озадачил, так озадачил...))
Отправлено: 22.02.16 12:42. Заголовок: А у меня во всех рас..
А у меня во всех рассказах так. Побеждает любовь. Даже если любовь гибнет (как в "Шарлотте") - она всё равно побеждает. Поэтому я так разволновался, когда ТТ попрекал меня недостатком романтизма)))
Сообщение: 599
Зарегистрирован: 14.03.07
Откуда: РФ, Москва
Рейтинг:
9
Отправлено: 22.02.16 19:03. Заголовок: А по-моему, нас обма..
А по-моему, нас обманули. Почему все решили, что та барышня вообще хоть раз темачила злополучный ящик?
Имеется два оболтуса, мечтают только напиться, и на их адрес приходит посылка. Допустим, там просто муляж, с бодуна они решили, что ноги настоящие. Далее, ящик исчезает, и только записка, что соседка трижды получила оргазм деньги - кто это видел? Вообще тема сисек денег не раскрыта, равно как и много заделов не получили развития - что за подвал с выходом в глобальное подземелье, почему бедный фокусник сорит брильянтами, и т.д.
Похоже на аферу, чтобы женить одного из художников - подсунули ненадолго ящик, дали один раз сто франков (а адрес кто знал?), и вот он уже бегает по всему Парижу и ищет где эта женщина. Кто видел, что она получала деньги? Коробки из магазина - да пустые, конечно. Колье - стекляшки. Дом на отшибе - самый дешевый. Характерно, что второй раз этот ящик уже никто не видел. По ходу это она и подстроила, со своим дядей-иллюзионистом. Когда замуж приспичит - все средства хороши. Элементарно, Ватсон.
Похоже на аферу, чтобы женить одного из художников
Мне нравится такая трактовка. Очень эротичная. И, кстати - романтичная. Девушка пошла на такие жертвы! Сто франков, пытка щекоткой - и всё ради любви к усатому оболтусу. Как жаль, что не я это придумал!
По замыслу автора, элементы абсурда в повести постепенно нарастают и в финале заполняют всё пространство, схоронив под собой последние попытки "найти мотивацию"))) Однако, я не учёл изощрённость читателя! Икис нашёл-таки способ абсолютно логично, непротиворечиво и строго рационалистически объяснить всё происходящее! Это просто праздник какой-то!
Единственная поправка - мне кажется, изначально это был не заговор, а блестящая импровизация. К девушке врываются упоротые придурки, требуют собаку. Ей интересно, она идёт смотреть, что такое. Там какой-то ящик - пустой абсолютно. Обрывок газеты, с которым они носятся, называя его чеком на сто франков... Но мальчики всё равно симпатичные, особенно который с ТАКИМИ усами! И девушка начинает импровизировать. Под конец подключает знакомых артистов цирка (и кстати - бравого ветерана из киоска, всегда готового помочь красивой мадмазельке). И - вуаля! Свадьба!
Сообщение: 602
Зарегистрирован: 14.03.07
Откуда: РФ, Москва
Рейтинг:
9
Отправлено: 23.02.16 17:35. Заголовок: Тогда так - дядя-фок..
Тогда так - дядя-фокусник ушел в запой, и чтобы не пропить весь свой реквизит, разослал его своим друзьям - кому шляпу с кроликом, кому плащ с тюрбаном. Племяннице послал ящик с муляжом ног на пружинках - тронешь, они дрыгаются как живые. Потом еще подумал, и выслал ей же сто франков - у нее надежнее будет, а остальное пошел пропивать. Только в адресе одну цифру перепутал. Она входит к соседям, видит там знакомый ящик, понимает сразу что к чему. Сто франков конечно уже не вернуть, но тут у нее рождается дерзкий план захомутать себе юное дарование. Получается, на все шесть глав темы только один короткий эпизод в самом конце.
Получается, на все шесть глав темы только один короткий эпизод в самом конце.
Не согласен. Кто сказал, что в зачёт идёт только реальная тема? Литература - область фантазии. Разница между реальным и воображаемым здесь условна и не принципиальна. Например, мы читаем рассказ, битком набитый сочнейшей темой, но в конце выясняется, что это - сон. Что от этого изменится?
Сообщение: 609
Зарегистрирован: 14.03.07
Откуда: РФ, Москва
Рейтинг:
10
Отправлено: 04.03.16 18:28. Заголовок: Картина к третьей гл..
Картина к третьей главе не так проста, как кажется. По Дискавери рассказывали про импрессионистов, этот сюжет Мане тоже разбирался. На заднем фоне девушка стоит по колено в воде, подобрав сорочку, в очень характерной позе. На самом деле, она подмывается, что в конце 19 века было типичным для женщин действием сразу после полового акта. Так что это не «Завтрак на траве», а "Перетрах на траве" - только непонятно с кем, поскольку оба мужика одеты. Но тут можно обратить внимание на пристальный взгляд второй дамы, которая как-то оценивающе смотрит прямо на зрителя - фактически, на его месте должен быть как раз еще один участник действия, удовлетворенный мужик, который в сторонке одевает портки, благо рядом раскидана одежка. Для современников намек всей композиции был кристально понятен, поэтому провокационен и неприличен. Вот она, сила искусства, вовлекающая зрителя прямо в действие картины.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 83
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Мне нравится такая трактовка. Очень эротичная. И, кстати - романтичная. Девушка пошла на такие жертвы! Сто франков, пытка щекоткой - и всё ради любви к усатому оболтусу. Как жаль, что не я это придумал! 
- участник сейчас на форуме