Друзья, перед вами пример совместного творчества. Основная идея и сюжетная основа этого небольшого рассказа полностью принадлежат Лее. Я же с удовольствием воплотил их в текст, добавив немного деталей. Оценивать, конечно же, вам.

Лея, огромное тебе спасибо, это было очень интересно! Итак:

Я всегда буду с тобой

Скрытый текст

21 ноября. Каждый год Ольга начинает готовиться к этой дате заранее. Ложась в кровать по вечерам, детально продумывает многое. В какой торговый центр пойти? Какое выбрать платье? Французское или итальянское вино взять в соседнем алкомаркете? А может, предпочесть аргентинское? Когда и каким маршрутом лучше выехать, чтобы не убить лишние два-три часа на пробки? И еще множество разных мелочей возникает, складывается в вопросы и решается в ее голове – короткие штрихи к идеальной картине особенного дня. Пусть решения почти всегда повторяются, она испытывает удовольствия от самого процесса, от ощущения, что все делается не спеша и правильно, согласно давно заведенному порядку.

Так и на этот раз. Продумав все до мелочей, Ольга с утра не поехала в офис и отпрашиваться не стала. Начальница давно закрывала глаза на эту вольность. Она была женщина опытная, знавшая жизнь, и все прекрасно понимала. Дела сложились как нельзя лучше, и уже в четыре часа машина Ольги вырвалась за пределы города. На улице начинало темнеть, дворники, работая на полную мощность, едва успевали очищать лобовое стекло от потоков мокрого снега; редкие встречные машины проносились мимо размытыми пятнами света. И все же Ольга старалась держать хотя бы 70 километров в час, чтобы как можно быстрее добраться до места назначения. На заднем сиденье покоился пакет с продуктами, букет цветов, а рядом с ним подарок для Олега: небольшая коробка в яркой праздничной упаковке. Неожиданно и некстати ожил айфон.

– Оля, привет! – голос Светланы, начальницы, раздавался издалека, словно из пещеры, зато пчелиное жужжанье офиса доносилось совершенно отчетливо. – Есть минутка?

– Конечно, только я уже не в городе, – скороговоркой произнесла Ольга. – Со всем, что ты намерена мне поручить, обязательно ознакомлюсь завтра утром. Сегодня – никак, извини.

– Нет-нет, ничего особенного. Просто звонил этот твой любимец Ставинский, он собирался заехать на встречу. Я перетащила его на завтра, на час дня. Хотела тебя предупредить и попросить – если успеешь, собери для него предварительный отчет. Просто цифры за месяц, пока без оформления, ладно? Успеешь?

– Спасибо. Для тебя и нашего любимца Ставинского все, что угодно.

– Вот и славно. Ты уже приехала?

– Еще в дороге. Погода – ад.

– Не говори. Оль, прости, а может все-таки не надо больше вот этого? Я искренне переживаю…

– Света, мы же с тобой договаривались! Ну, пожалуйста!

– Ладно, ладно. Дело твое, конечно. До завтра.

– Давай, – отключенный айфон полетел в бардачок. Больше никто не сможет ее побеспокоить.

В их небольшой семье с днем рождения Олега было связано несколько традиций. Они всегда отмечали его только вдвоем, только в загородном доме, способом далеко не традиционным, зато любимым и очень нужным обоим. Никаких друзей и родственников, фальшивых речей и улыбок, обезличенных подарков, пафосных тостов, пьянок с неизбежной утренней приборкой всего и вся.

Через полчаса, свернув с трассы на прилегающую дорогу, Ольга остановилась возле въезда в коттеджный поселок. Дорогу преграждала тонкая цепь, протянутая между двух металлических столбов. Из стоящей рядом самодельной будки выбрался старик в видавшем виды ватнике и кирзовых сапогах, следом за ним на коротком поводке – огромный лохматый пес непонятной породы. Увидев машину, псина ощерилась и грозно зарычала, но старик быстро угомонил ее, щелкнув по огромному черному носу. Приветственно кивнув Ольге, он освободил ей путь. Пес сразу же потянул хозяина обратно в будку – пойдем, мол, домой.

Ольга заглушила мотор у небольшого двухэтажного кирпичного дома. Свадебный подарок родителей Олега так и не был достроен, хоть со дня свадьбы и минуло почти пятнадцать лет. Вместо ограды и ворот из земли торчали две ржавые железные трубы, крыльцо заменяла искрошившаяся бетонная ступень, проемы окон второго этажа зияли пустотой, хлопали обрывками тепличной пленки. Они никогда не жили здесь, лишь бывали наездами, для чего пришлось кое-как обустроить первый этаж, провести отопление, воду и электричество. Соседние дома выглядели не лучше: почти весь поселок состоял из полузаконченных заброшенных коробок, в отдельных частях которых угадывались грандиозные замыслы архитекторов. Ольга прошла к дому, держа покупки и сумочку в одной руке, а другой укрывая лицо от летевшего в него снега. Она отлично знала, что Олег уже здесь и с нетерпением ждет окончания приготовлений. Все как всегда.

Закрыв за собой дверь, Ольга сняла платок, нашла распределительный щиток и включила свет. Огромное зеркало (подарок уже ее родителей, отправленный сюда в вечную ссылку) тут же отразило эффектную женщину в короткой норке, накинутой на длинное вечернее платье, украшенное россыпью мелких блестящих страз. Огненно-рыжие, никогда не знавшие краски волосы красиво рассыпались по плечам, подчеркивая почти изумрудную зелень глаз. Ольга подошла ближе, придирчиво осмотрев лицо. Немного веснушек на переносице придавали ему особую пикантность, а тонкие линии морщинок, обосновавшиеся на лбу и в углах губ, умело скрыла визажист. Ольга пришла к выводу, что вполне довольна собой. Пусть морщинки, пусть уже не так тонка талия, но в свои тридцать пять она вполне способна дать фору многим сверстницам, да и мужчины не обходят ее вниманием. Глупцы! Разве для нее существует кто-то важнее Олега? Для него и только для него бережно сохраняется такое богатство.

Внутри Ольги стало быстро нарастать нетерпение, смешанное с желанием. Она начала приготовления, не совершая ни одного лишнего движения. Уже через 15 минут в спальне томно горели свечи, на протертой от пыли тумбочке сверкал идеально чистый бокал, наполненный прохладным рубиновым напитком. Рядом, аккуратно разложенные на блюдечке, будили аппетит несколько сортов сыра и порезанные ломтиками яблоки. Открытая настежь форточка превращала и без того нетопленную, холодную спальню в подобие ледяной пещеры, однако Ольга не обращала на это внимания. Олег пока ничем не выдал своего присутствия, но и время еще не пришло. А вот открывать подарок уже было можно и нужно. Ольга присела на кровать, взяла привезенную коробку.

– С Днем рождения, милый! – ласково прошептала она. – Уверена, тебе понравится.

Внутри оказалось несколько предметов: маска для сна из черного бархата, пара черных же перьев и чайная роза. Ольга бережно разложила все это на полу у кровати, надела маску и встала в центре комнаты. За окном взвыл ветер, ударил в стекло, проник в форточку, поиграл низом платья… Послышалось шуршание открывающейся двери и твердая поступь мужчины. Ольга чувствовала мужа, ощущала его дыхание. Началось!

– Привет, дорогой! Я готова.

Ни слова в ответ. Но сильная, родная рука ласково провела сначала по щеке, затем по спине, вдоль молнии. А затем легла на плечо и мягко, но требовательно нажала, приказывая. Ольга знала, что делать дальше. Она расстегнула платье, позволив ему просто сползти на пол, скинула туфли и, обнаженная (в его день рождения любое нижнее белье находилось под категорическим запретом), легла на кровать, раскинув руки в стороны. Сегодня она находилась в его абсолютной власти.

Наконец-то! Прохладный стебель розы коснулся ее губ. Ольга осторожно зажала его между зубами, вдыхая тонкий аромат цветка. Чуть дернула головой, когда перо нежно, еще робко, пощекотало возле уха, спускаясь ниже. Отсутствие зрения невероятно обострило ощущения. Перо добралось до груди и принялось дразнить соски, едва прикасаясь к ним кончиком. Это было щекотно, но лишь чуть-чуть, а больше – приятно. Ольга пыталась получить от этого момента максимальное наслаждение, потому что знала – дальше будет по-другому. Так и вышло. Перо разошлось: пробежало под ее ребрами, выводя дугу, и принялось поочередно щекотать бока. Женщина принялась изгибаться в невольной попытке укрыться, спальню наполнили первые, еще прерывистые смешки. Перо спустилось к самому низу живота, рисуя невидимые круги на нежной коже. И тут Ольгу накрыло. Тело продолжало мучиться, исходить смехом, а сознание было уже далеко-далеко, в том времени, когда они с Олегом были почти детьми и ни о какой семейной жизни даже не помышляли.

Коттедж, спальня – все исчезло, сменилась декорация на театральной сцене. Зима, яростный, морозный февраль. Сугробы по колено, порядком намело и на крыльцо общежития. Свищет ледяной ветер. А она в своем единственном легком пальто и дико замерзла. Они с Олегом, не без труда миновав дежурную, извечно строгую бабусю, вваливаются в его комнату. Он весел, все время шутит, смеется. Оля, вся посиневшая, еле способна улыбнуться.

– Подожди, я тебя мигом согрею. Знаю способ. Ну-ка, пальто – долой!
Пальто летит в угол. За ним – сапоги.

– Теперь – свитер!

Странно. Ей казалось, что раздеться перед парнем вот так запросто невозможно, немыслимо. А тут вышло само собой, без тени смущения, словно не в первый раз. Оля осталась в лифчике и джинсах, а Олег подошел к ней и стал… щекотать ледяные бока и живот обеими руками. Черт знает, как это у него выходило, но все тычки и поглаживания так точно попадали по самым чувствительным местам ее тела, что Ольга сразу же обессилела и расхохоталась.

– Олег! Ха-ахах-ха! О боже… Прекрати, ты что?

Он повалил ее на кровать.

– Ты согреешься, вот увидишь! Будешь пылать, как печка!

И Ольга, лежа на кровати – пылала! Перо еще немного поиграло с животиком, обвело пупок, скользнуло обратно, наверх… И сосредоточились на левой подмышке, обрабатывая нежную, слегка влажную впадинку. Резкие, быстрые прикосновения. А иногда – сразу всем краем, с оттягом, когда щекочущее ощущение становится просто невозможно терпеть. Кажется, что оно вот-вот должно кончиться, но все никак не кончается. И легкие горят от беспрерывного смеха.

Наконец-то передышка. Роза уже давно валяется на полу, поникшая лепестками и листьями, передавшая часть своей жизненной силы прекраснейшему из всех живых существ на Земле – женщине. Олег был рядом, и по-прежнему молчал, но Ольга знала – он любуется ей, красотой ее еще молодого тела. Она представила его в той же клечатой рубашке с короткими рукавами, ладно сидящей на спортивного склада фигуре. Он не был высок, и даже приходился чуть ниже ее ростом. Он не был и красавцем. Но в его широких плечах, коротких мощных руках с гибкими пальцами, жестких, трудно поддающихся расческе волосах, чуть склоненной набок голове и добром прищуре голубых глаз чувствовались спокойствие и сила, которые окутывают женщину, как одеяло, как кокон, защищая от любых бед и неурядиц, лишая страха. Которые только и позволяют ей ощущать себя если не слабой, то чувственной, нежной и ранимой.

Снова меняются декорации. На этот раз – палящее солнце, пляж. Ласковый шум моря. Их первая поездка за границу (медовый месяц проводили в Питере, но что им был тогда Питер со всем его историческим богатством?). Ольга – счастлива. Всего пять лет после свадьбы, они молоды и полны сил. Олег начал делать отличную карьеру, а она готова к тому, чтобы подарить ему новое, маленькое счастье. Для этого они и приехали. Они любят друг друга. Ольга завязывает бретельки купальника, хочет встать. Олег лежит поперек, перекинув ноги через ее живот. Читает книжку.

– Ты куда?

– Милый, пусти. Я окунусь.

Но он не убирает ноги, даже не шевелится.

– Стоять! Граница на запоре. Правда, пограничник продажен и берет взятки исключительно жаркими поцелуями.

– Все тебе шуточки. И без того жарко, – ласково ворчит Ольга, целует мужа в небритую щеку. – Вот. Теперь пропускай, гражданин начальник.

– Ну-у! Это несерьезно, мадам! Так дела не делаются! Давайте еще раз, и чтобы со вкусом, с толком. От души и в губы!

– Олежек, блин, не до шуток. Жарко!

Ольга безуспешно пытается стряхнуть его ноги, да сил не хватает. Тогда на ум приходит другое. Быстрый, озорной взгляд из-под длинных ресниц – ну, держись! Ольга, резко подавшись вперед, начинает щекотать Олега под коленками, ее острые ноготки как нельзя лучше подходят для такого дела. Эта игра, начавшись меж ними однажды, все не могла изжить себя, а с другой игрой – сексуальной и вовсе срослась, сроднилась. Ольга знает – Олег стерпит щекотку во многих местах, но только не на ногах. Она следит за его лицом. Наблюдает как первое, удивленное выражение на нем сменяется радостным (да он же провоцировал специально!), а затем скучным, якобы безучастным. Это он решает выдержать, победить ноготки, наказать их равнодушием. Мол, зря стараются, мне нипочем. Мужчина! А у самого краснеют щеки, затем начинают подрагивать губы. Она ускорят движения, щекочет уже и голень, одной рукой добирается до пятки…

Взрывы громкого хохота, один за другим, чаще и чаще накрывают спальню, когда перо проделывает с ногами Ольги все то же самое. О, Господи, как и когда полюбила она это простое, но так трудно передаваемое словами ощущение? Дразнящее, пронзающее, почти нестерпимое и одновременно возбуждающее каждую клеточку тела, вечно желанное, оставляющее послевкусие в виде радости и расслабления… За какие заслуги перед небом встретился ей на жизненном пути человек, один из многих тысяч или даже миллионов, способный испытывать и разделить с ней эту же страсть? Нельзя, невозможно ответить на эти вопросы. Ноги Ольги теперь сведены вместе. Кончик пера очень медленно ползет от коленок к щиколоткам, вот-вот коснется молочно-белых ступней с красивой каймой ярко-розовой кожи. Ольга внутренне напрягается, но не только потому, что впереди ее ждет особенно нестерпимая щекотка. За всем этим таится кое-что еще, более мощное и значимое, молотом бьющее по сознанию, мыслям, чувствам. Воспоминание, которое надо бы давно оставить позади, но его, словно больной зуб, так и хочется бередить и расшатывать, невзирая на боль.

Еще один поворот сцены… Как же быстро меняются картины жизни… Детская. Шторы с милыми медвежатами, нежно-розовые обои, аккуратно застеленная кроватка. Лучи солнца, пробиваясь сквозь тюль, падают на миниатюрную подушечку с вышитой надписью «Алина». Очень тихо, но эта тишина – нехорошая, она сродни безмолвию склепа. Да вся эта комната, создаваемая в ожидании чуда, не стала ли и вправду настоящим склепом, раз сохраняет вечную память об их так и не увидевшей свет дочери? Ольга проводит здесь почти все дни без сна и еды. Часами она стоит на коленях у кроватки, безмолвная, как статуя. Вернувшийся с работы Олег уже в который раз застает ее в этом положении. Теперь он стал то ли больше работать, то ли просто задерживаться, чтобы приходить домой как можно позже. Он сильно осунулся, под глазами появились мешки.

– Любимая…

Ольга молчит. Тогда он подходит, тоже становится на колени и мягко поворачивает ее к себе.

– Так больше нельзя. Хватит. Мы должны жить дальше. Что еще нам остается, в конце концов?

– Ударь меня.

– Что??

В глазах Ольги появляется нездоровый блеск.

– Ударь меня, – хрипло повторяет она.

– Нет, – резко отстраняется он. – Прекрати!

– Ударь … Пожалуйста… Избей, как последнюю суку…

– Да нет же! – Олег сразу заводится, почти кричит. – Зачем?! Зачем ты ждешь для себя наказания?! В чем ты виновата, Оля?! Так – случилось… Это ужасно, но оно просто случилось, Оля! Мы сможем еще раз, слышишь? Слышишь меня?

– Как скажешь… – ее взгляд снова стал отрешенным. Она начала медленно отворачиваться, снова уходить в себя, в свою боль.

Тогда Олег резко встает, берет жену в охапку и несет ее, безвольную, в спальню, на кровать. Открывает шкаф, срывает пояса со всех ее платьев, и надежно связывает ими запястья и щиколотки Ольги. Скрывается в ванной, чтобы вновь появиться с одежной щеткой и массажным маслом в руках. Он все делает молча и сосредоточенно, густые брови хмуро надломлены в переносице. Он щедро поливает маслом босые ноги Ольги и сразу же, без всяких прелюдий, начинает щекотать ей пятки щеткой. Просто движения вверх и вниз, вверх и вниз, сильные, быстрые, яростные. Это уже не милая игра, это – пытка, на которую мозг и тело Ольги отзываются против ее желания. Она переворачивается на живот, сжимает зубами простыню, чтобы только не засмеяться, потому что смех будет предательством. Ему не место в этой квартире, прежде любимой, в одночасье ставшей пустой и ненужной. Но у тела свои понятия, пятки произвольно подергиваются, сжимаются блестящие от масла пальцы. Олег быстро меняет тактику, начинает елозить щеткой поперек ступней, и смех, хохот, копившийся в груди, внезапно прорывается наружу, а вместе с ним (Ольга отлично чувствует) рушится, наконец, ледяная стена и к горлу подступает теплый, желанный ком… Ольга начинает брыкаться, откидывает прочь уже успевшие ослабеть путы, и набрасывается на Олега, жадно рвет пуговицы на клечатой рубашке…

А в другой спальне и совсем в другом времени обнаженная женщина бьется в экстазе. Как и тогда, ее пятки еще горят от щекотки. Как и тогда, она ощущает мужа внутри себя, изнемогая от наслаждения. И снова слышит его слова: «В мой День рождения. Я хочу, чтобы мы вспоминали все, что нельзя забыть, только в этот день. Я так хочу, что бы ни ждало впереди! Пусть боль всегда идет рука об руку с праздником, чем-то радостным, и тогда ее будет не так тяжело нести в сердце. Клянись, что отныне будет только так!».

Сладкие движения усиливаются, их скорость нарастает. Наслаждение наполняет все тело Ольги, охватывает груди (она с силой сжимает правую, оттягивая сосок), концентрируется внизу живота. Сознание затмевает яркая вспышка света, тело содрогается в мелких конвульсиях, стены коттеджа сотрясает громкий вопль… И, наконец, потоком прорываются рыдания, переходящие в тоскливый звериный вой… Подушка становится мокрой от слез, но ком, засевший в горле (а может, в душе?) рассасывается, становится легко – так легко, как никогда не будет весь оставшийся до следующего Дня рождения год. Все кончено.

***

Ольга резко открывает глаза. Темно. Свечи давно догорели. За окном то ли глубокая ночь, то ли ранее утро. Очень тихо, даже птицы не щебечут. Ольга улыбается краем губ – оказывается, она так и спала: одна рука еще погружена в лоно, вторая покоится на правой груди. И еще она дико замерзла. Не зажигая света (ей это почему-то казалось лишним) Ольга оделась, нашла пакет и выбросила туда перо, розу, нетронутые яблоки и сыр. Хотела вылить вино, но пожалела и просто оставила бутылку стоять на тумбочке. Пустой коттедж проводил ее тихим щелчком дверного замка. Вот и будка сторожа. Конечно, Ольга могла снять цепь и без его помощи, но сейчас ей хотелось хоть с кем-то переброситься парой слов. Она вышла из машины и постучала в грязное окошко.

– Семен Васильич! А, Семен Васильич!

В будке произошло шевеление, раздался приглушенный звук – то ли рык, то ли кряхтенье. Наконец, дверь открылась и сонный, взъерошенный старик спустился, натягивая тулуп.

– А, это вы, Ольга Андреевна. Что вы в такую рань?

Ольга жестом подозвала его к машине, достала сигареты. Одну взяла себе, закурила, а пачку отдала старику. Тот принял и задымил тоже.

– Ну, спасибо.

– Не могла я уехать, не попрощавшись с вами, Семен Васильич. Еще год вас не увижу.

– А я вряд ли уже доживу, – спокойно сказал старик. – Каждый раз как в последний.

– Дома-то здесь продают?

– Редко. Все больше держат. Да и берут здешние дома плохо… Нехорошее место для поселка, а уж почему – не знаю. Не заладился он. Души не обрел.

– А вы?

– А что я?

– Я имела в виду – никогда не хотели отсюда уехать? Как вы тут все один, в пустоте?

– Да как, – Семен Васильич пригладил бороду, переступил с ноги на ногу. – Живем вот с Хлопом, а чего? Поесть нам привозят, телевизор есть, воздух свежий – чего не жить? И потом, родная ведь это земля. Здесь же рядом когда-то деревня стояла, тут корни мои.

Ольга не ответила, кивнула. Некоторое время они курили молча. Бросив окурок, Семен Васильич подошел ближе.

– Слушайте, что. Конечно, не мое это дело, но раз уже разговор зашел. Может, продали бы вы кому эту свою хибару, а? Все равно ведь не живете, не строите, раз в год ездите. Да и то, в последние… – старик нахмурился, прикидывая. – Последние лет пять или шесть вообще одна приезжаете.

– Пять лет.

– Я и говорю. К чему это все? Что же муж-то, Олег-то?

– Олег умер, – отрывисто произнесла Ольга. – Разбился на машине. Сразу насмерть.

– Извините, – Семен Васильич поник головой и поковылял снимать цепь. – Извините.

Ольга тронула машину. Часы показывали шесть утра. Слишком она здесь задержалась, а ведь обязательно нужно было успеть к Олегу на кладбище. Подарить ему еще восемь чайных роз.