Если говорить о повседневной жизни — я её воспринимала как данность. Точнее говоря, она меня не заботила совершенно никак. Я не обращала внимания на обязательные и очень важные с точки зрения окружавших меня людей походы в школу и присутствие на занятиях, выполнение домашних заданий, кое-какой работы по дому, частые отправки в магазины, завтраки, обеды и ужины в отведённое для них время и т.д. Напротив, меня интересовало то, на что никто не обращает внимания, а также такие вещи, которые большинству бы даже нормальными не показались.
Моим любимейшим развлечением были прогулки по ночному городу, где-то между часом после полуночи и половиной пятого утра. И здесь меня больше манили неосвещаемые фонарями тёмные дворы, достаточно большой парк, пустыри и незастроенные берега реки. Если говорить о причине, почему меня это всё манило, то уместно будет назвать её «романтикой ощущения абсолютной свободы», конечно, в том виде, в каком она воспринимается мной.
Мне нравилась непроглядная темень вокруг, совершенно невидимая даже на расстоянии в несколько метров земная поверхность, проглядывающие силуэты зданий и больших деревьев, лёгкая прохлада безветренного воздуха, почти полная тишина и безлюдье. Всё это манило меня, действуя как наркотик. Под его действием я отбрасывала всё обыденное, погружаясь в себя и собственные эмоции, которые пробуждались от дневной спячки, полностью захватывая разум. Чувства и переживания часто начинали складываться в неясные образы, очертания которых скользили в моём сознании, становясь причиной появления обрывистых мало связанных с действительностью и друг другом мыслей. Подобный сюрреалистический бред отличался от мыслей рациональных, т.к. возникал в глубинах моего собственного разума сам по себе и был неограничен такими шаблонами, как здравый смысл или логика. А значит, это был поток дум моей настоящей личности, которая и стремилась к собственной свободе.
Я довольно часто наталкивалась на хулиганов и просто слоняющиеся не трезвые компании, встреч с которыми предпочитаю избегать. Такие люди мне очень не нравятся хотя бы уже потому, что напрочь портят все ощущения и впечатления от ночных прогулок. Несколько раз мне случалось попадаться и им на глаза. Тогда я по возможности просто скрывалась в кустах или глубине ближайшего тёмного двора. Если же сделать этого не получалось (например, когда меня пытались грабить), я просто избивала отвратительных мне субъектов, вымещая на них своё раздражение. Я бы могла и убивать их (удивительно, если бы я испугалась так поступить — от общепринятых норм и морали я слишком далека), но лишение кого бы то ни было жизни испортило мне настроение очень сильно. Так, что я бы не смогла восстановить хорошего расположения духа за всю ночь гуляний.
К предутреннему времени тело уставало, меня накрывала блаженная сонливость. Усталость организма влияла на разум, мысли в котором возникали всё реже, делаясь по содержанию ещё более абсурдными. Я «на автомате» добиралась до дома, залезала по колонне с лепниной на балкон своей комнаты (аналогичным образом я уходила на ночные прогулки), стараясь не разбудить никого умывалась холодной водой, затем ложилась спать. Засыпая, я продолжала ощущать свою личность через призму абстрактных видений и несвязных мелькающих в голове фраз. Также спокойствие утомлённого тела позволяло совершенно перестать замечать физические ощущения, тогда как бы возникало чувство парения в пустоте или даже отсутствия физической формы как таковой. Такой транс незаметно переходил в сон, вначале поверхностный, затем глубокий.
Мне не нравилось оцепенение после насильственного пробуждения родителями всего через два-три часа после засыпания. Слабость и неприятные, холодные и сухие ощущения преследовали меня всё время первых уроков в школе. Я окончательно отходила только к полудню или даже позже. Таким образом, время занятий было самым отвратительным, что было в моей жизни.
Зато приятно было придти домой и лечь подремать в тёплую постель, просыпаясь уже полностью восстановившей силы и хорошее состояние организма к раннему вечеру, т.е. через четыре-пять часов. Хотя даже когда я не спала дополнительно днём, следующей ночью я всё равно выходила на любимую прогулку. В таком случае просто сонливость приходила раньше и прерывала спокойную бесцельную ходьбу по городу. Это ни в коем случае не портило впечатления от неё, хотя и заметно сокращало время переживания экзистенциального транса.
Позже я нашла способ значительного усиления достигаемого эффекта эйфории. Для этого перед выходом в ночной город надо было выпить неполный стакан шампанского. Именно такое количество выпиваемого я определила для себя: уже достаточно для воздействия на мозг, но ещё не усыпляет раньше времени. Ради закупки напитка я экономила на питании в школе, а также подрабатывала через интернет в выходные.
Хотя я и пишу обо всём в прошедшем времени, но ничего не изменилось и сейчас. Просто мне легче рассказывать уже случившуюся историю, описывая всё так. Продолжу.
Меня раздражали те дни, когда по какой-нибудь причине приходилось оставаться в школе дольше положенного. Кажется, это не нравилось большинству моих одноклассников, но ни у кого из них не было такой причины неприязни, какая была у меня. Все просто хотели побыстрее пойти заниматься своими делами, я же ощущала потребность поскорее лечь спать. Слабость тела мешала моему существованию, т.к. из-за неё я оказывалась в ловушке собственных ощущений: мои чувства (как душевные, так и телесные) определяли мою личность, были именно тем, чем являюсь я; но сейчас эти ощущения были крайне неприятны. Я не могла просто так переключиться на другое состояние разума. Как пленительные чувства от ночных прогулок пробуждали в моём сознании только приятные мысли и эмоции, так же и пребывание в скучном месте под названием «школа» в состоянии разбитости организма и сильной усталости вызывали во мне лишь неприятные образы. Я была зациклена на мысли «Когда же всё это закончится?» вне зависимости от причины задержки в школе.
Когда же после я возвращалась из школы домой, то постепенно переключалась на более хорошее настроение. Во-первых, простое пребывание на улице действовало отрезвляюще. Во-вторых, я понимала, что теперь уже меня ничто не задержит. В конце концов, у себя в комнате я могла выпить шампанского перед сном или даже подышать парами сгорающей конопли. В состоянии изменённого восприятия весь накопившийся негатив быстро пропадал, тем более что после этого я крепко засыпала вообще без каких-либо мыслей или переживаний.
К слову, прогулки по ночному городу, засыпание в приятной обстановке, алкоголь и марихуана — «инструменты», средства избавления от зависимости личности от окружающего мира. Целями, к которым я стремилась, были свобода и понимание собственного существования. Иначе говоря, личное совершенство. Такое средство полного «обрубания» всех ощущений из реального мира, как самоубийство я решила отложить на самый крайний случай, пока же искала решения без нанесения вреда себе.
Начав путь к совершенству с отрицания и отвержения человеческой сущности себя, я попыталась избавиться от нормальных для людей моральных и социальных норм. Поэтому я совершила убийство, напав с ножом на девочку из своего класса, когда мы вдвоём как дежурные остались в кабинете после уроков. Кончик лезвия лишь коснулся её щеки, но она неосторожно отскочила назад, даже не оглянувшись на то, что было за её спиной. Столкнувшись с довольно низким подоконником, она просто вывалилась наружу из здания. Шмякнулась об асфальт на глазах у толпы покидающих вместе с немногочисленными учителями и родителями школу детей и подростков. Хотя я не видела ни полёта, ни падения, я услышала заполняющее воздух визжание сотни голосов. И даже не удостоверившись в том, что моя жертва мертва, ушла из класса в кладовую на этом же этаже, где быстро добилась кратковременного экстаза от мастурбации и слизывания капли человеческой крови с ножа.
Та девушка погибла мгновенно при ударе, и никто меня не заподозрил в убийстве. Я сказала, что уже довольно долго возилась в кладовке в поисках длинной палки, которой можно было бы дотянуться до крепления занавесок в кабинете и поправить их. Моё вначале спокойное, а потом как бы удивлённо-шокированное лицо (после краткого объяснения случившегося бледной учительницей) не оставило ни в ком сомнения, что я не была свидетелем «несчастного случая».
Просто для окончательной проверки на неприменимость ко мне нормальных человеческих ценностей я сазу после школы зашла в кафе, где наелась вкусных пирожных, а потом пришла домой и немедля легла спать. Еда никакого отвращения не вызывала, а сон был спокойным и без кошмаров. Иначе говоря, сексуальное желание было единственным ярким чувством, которое во мне пробудило убийство знакомой не персоны.
Когда я проснулась уже затемно, я ощутила спокойствие от осознания собственной уникальности, улыбнулась и, прикрыв тыльной стороной руки глаза, представила себя чем-то вроде инопланетного существа, совершенно не понимающего человеческого мира, но куда как более психически глубокого, чем любой человек. В моём понимании, именно что-то не принадлежащее этому миру могло олицетворять то совершенство, к которому я стремилась.
В другой раз (и это главная история, ради которой я и написала весь предыдущий текст), приблизительно через полгода после первого убийства, произошёл ещё один случай, который позволил мне заглянуть в себя и сделать кое-какие выводы о своих желаниях и мыслях. Точно как и во время убийства, мои действия были совершенно спонтанны. Я ничего не планировала заранее, т.к. не способна на это.
Тогда я также осталась в школе после окончания занятий из-за того, что была моя очередь дежурить. Уборку я проводила в полном молчании и без внимания к происходящему вокруг. Впрочем, заметила совершенно неважную для меня деталь: почему-то кроме меня и второй уборщицы (моей соседке по парте) из кабинета не ушла ещё одна девушка. Практически ребёнок, она выглядела на два-три года младше своего настоящего возраста. Одинокая девочка, которая недавно перевелась в эту школу и никак не могла завести себе друзей среди одноклассников. Скорее просто не способная быстро сходиться с людьми, закомлексованная интровертка. Отвратительное, но не интересное мне существо. Она, кажется, искала что-то, какую-то свою вещь, которую, очевидно, утащил кто-то из учащихся. Теперь девочка уже не найдёт её, было бы проще вообще не искать (так бы сразу поступила я на её месте). Можно было помочь ей, просто сказав «Иди домой, а не торчи тут», но мне было не до этого. Да и не стала бы давать советы никому в мире — бессмысленное и бесполезное это дело.
Я уже очень сильно ощущала усталость в теле и мозге. Была пятница, ранний зимний вечер. Зима — плюс десять днём и до нуля ночами, вот климат моего города. Скорее всего, атмосферное давление слегка пониженное, т.к. наваливающиеся на меня волнами ощущения чувственного некроза были даже сильнее, чем обычно. Пробирало до мозга костей отвратительным холодом.
Чтобы хотя бы как-то ослабить копившееся раздражение, я представляла, что вместо швабры с куском прогнившего халата вместо тряпки на ней у меня в руках большая кисть, которой я размазываю почему-то тёмно-синюю краску по полу. Сконцентрировавшись на планомерном и ритмичном покрытии синевой дальнего участка классной комнаты, я старалась не замечать медленного течения времени. Довольно часто применяемый мной способ откреститься от реальности работал: я хотя бы частично перестала переживать тягомотную скуку и уныние.
Когда закончила с уборкой, облегчение не пришло. Пока я ещё в душном, жарком от излишнего отопления (мне всё равно было холодно, только голову сдавливал до стука в висках тяжёлый горячий воздух) кабинете, в ненавистном здании — лучше мне не станет. Нужно было скорее выбираться отсюда и идти по куда более притягательному по-хорошему прохладному уличному ветру домой. Поэтому я вскинула сумку с учебниками и тетрадями себе на плечо и приготовилась закрыть на ключ дверь. Перед этим ещё следовало выгнать растерянную девочку, которая не могла и не сможет отыскать что-то своё, мне глубоко безразличное.
— Я закрываю класс. Выходи.
Она сразу вышла, растерянно поглядев мне в лицо. Надеялась на помощь. Но я помочь не могла. Девочка это поняла и пробормотав какие-то прощальные слова тихо отправилась по коридору к лестнице, на которой только что скрылась вторая дежурная ученица.
По всем правилам я сдала ключ на вахту школы, наконец-то вышла на улицу. За две минуты ходьбы я практически нагнала девушку-ребёнка. Затем сбавила темп, чтобы оставаться на одном расстоянии позади неё. Потому что моё внимание было привлечено мелькавшей из-за раскачивающегося хвоста серо-седых волос тонкой белой шейкой девочки. Я находила её очень привлекательной, хрупкой и милой. Даже не прикладывая всей своей силы, я бы двумя руками могла сломать её, просто обхватив сзади и сдавив. Ещё проще было задушить. В обоих вариантах девочка не сможет даже обернуться, чтобы посмотреть, кто её убивает. В моём пробуждающемся от инерциальности повторения незамысловатых действий вроде движений шваброй по полу сознании я почти как галлюцинацию видела эту сцену лишения жизни. Красивую сцену, которую мне создало моё эгоистичное я. Также мелькнула мысль, что, возможно, девушка-ребёнок догадается о моей личности, даже не видя лица. Она только что при выходе из класса пересеклась со мной взглядом, и по её выражению лица тогда можно было понять, что я ей показалась чем-то ужасным. А ещё она могла просто каким-нибудь образом учуять перед потерей сознания от нехватки поступающей в мозг по сонным артериям крови мой запах, исходящий от рук, сдавливающих шею сзади. И тоже понять, кто я, конечно, если заметила и запомнила мой запах пятью минутами ранее там, в кабинете. Или ещё множество способов опознать. Ни у что? Скорее всего, убив её, я никогда не узнаю, узнала ли она меня. Но так даже нравилось больше.
Я в два резких шага практически нагнала её и вытянутыми руками прикоснулась с шее. Одними пальцами обвила её и резко сдавила. Я молча закинула голову, подставив лицо льющемуся с затянутого дымкой неба свету. Даже больше усилий, чем для перекрытия тока крови в артериях, мне понадобилось, чтобы слегка приподнять тело девушки-ребёнка. От напряжения мои руки задрожали, внутри мышц как будто бы забурлила вода. Вместе с этим, начиная с пальцев, мои вытянутые вперёд руки начали терять чувствительность. Ещё некоторое время я замечала бессильные попытки девочки разжать мою хватку своими ручками, но потом онемение стало сильнее, и из ощущений остались только порывистые «сжатия пружин» начиная от локтей до плеч — на самом деле отчаянные рывки жертвы. Жар от сердца и из низа живота ударил мне в голову, смешиваясь на кончиках нервов лица с вечерним холодом зимнего воздуха. Под шум тока крови в ушах (если он был реальным, а не создаваемым исключительно мозгом) я бессильно «выронила» белую шейку и сама, теряя равновесие, сделала два шага назад. Чувствительность рук быстро начала возвращаться, боль в их мышцах сигнализировала о нехватке доступа к ним кислорода. Чуть отойдя от таких ощущений, я, наконец, разогнула до этого бывшее слегка закинутым назад тело и посмотрела перед собой.
Она сидела на коленях на асфальте и неумело массировала и растирала свою шейку. Затем вполоборота головы посмотрела на меня очень жалобным, непонимающим взглядом. Помня ладонями и пальцами рук прикосновение к её коже и запястьями — щекочущие касания седых волос, я ответила извиняющейся улыбкой и также растерянным, но при этом влюблённым выражением глаз. Девочка уже не была мне безразлична, напротив, все сиюминутные желания и мысли были направлены только на неё. «Как глупо, что я выронила тебя и не смогла убить…» Я быстрыми шагами подошла к сидящей на холодном асфальте девочке и, присев сама, обняла её, прижала к себе, погрузив лицо в хвост её серых волос, закрыв глаза, поцеловала должное болеть место на шее, а правой рукой приставила спереди к этой шейке нож. Тот самый, которым уколола когда-то одноклассницу, заставив ту оступиться и выпасть из открытого окна.
Чтобы продлить один из лучших моментов в своей жизни, я замерла, больше не делая никаких движений. Она также не шевелилась. Но я поняла, что она беззвучно плачет, когда ещё не остывшая слеза капнула мне на руку. Так мы и сидели, прижавшись друг к другу и оттягивая бездействием развязку.
В один момент резкое дуновение ветра вернуло меня к реальности (хотя и чувственный экстаз никуда не делся), и я нехотя встала, разжав объятия и проведя боковой стороной лезвия по щеке девочки. Мне уже не так сильно хотелось лишать её жизни, но продолжать «игру» с ней я должна была обязательно. Дождавшись, пока она встала с асфальта, я легко ткнула её сзади в шею концом ножа и скомандовала:
— Спокойно иди вперёд прямо в тот проём между домами. Не оборачивайся на меня. Я буду сзади прямо за тобой.
Она покорно пошла. И это показалось мне прекрасным. Ведь полы пальто девочки достигали только ниже талии, благодаря чему я могла отлично видеть синюю с рисунком из более тёмных перекрещивающихся полосок юбку в складку и тонкие, также как и шея белые ноги с надетыми на ступни белейшими босоножками на маленьком каблуке. Я только сейчас заметила это несоответствие погоде в обуви девушки-ребёнка. Причины я не знала и даже не задумывалась о ней, ведь это было просто очень красиво, нежно и (если говорить об эротической стороне восприятия) невинно.
Мы — странная компания из двух девушек, шедших одна за другой, — углубились во двор, пересекли его, перешли засыпанную последними чахлыми павшими листьями дорогу без единой машины и отправились дальше, в следующий квартал. Так, раз за разом проходя дом за домом, мы за двадцать минут пересекли небольшой район и упёрлись в бетонный забор заводских застроек. За время прогулки я уже твёрдо решила не убивать девочку, но ей об этом не говорила.
К этому моменту вечер перешёл в сумерки, и город стал быстро превращаться в моё любимое ночное состояние. Ощущениями от прогулок по безлюдному упорядоченному нагромождению больших и малых строений в почти полной, разбавляемой лишь светом фонарей и светом луны, пробивавшимся через по-осеннему дымчатый покров неба, темноте я и хотела поделиться с новоприобретенной подругой, которая, должно быть, ужасно боялась меня. Но меня, уже готовую начать своё красочное описание прелестей ходьбы по ночному городу, прервали четверо неприятных субъектов сплошь в чёрной одежде, вылезших откуда-то из-за проёма в заборе и окруживших нас. Один сразу же начал мерзким голосом требовать денег и грозиться изнасиловать нас обеих, другие молча курили. Нож, который я всё ещё сжимала в правой руке, взлетел в моей руке и сходу попал куда надо: скользнул по шее говорившего хулигана. И его речь сменилась хрипом, когда он судорожно обхватил глубокую рану, выплёвывая кровь и оседая на землю. Вторым движением, более плавным и быстрым, я вонзила лезвие по рукоятку в глаз стоящего прямо за моей спиной человека и быстро выдернула его. Даже если это была не мгновенная смерть, ему должно было очень повезти, чтобы рана не оказалась опасной для жизни — я была уверена, что достала до мозга. Затем мой нож столкнулся с перочинным ножиком ещё одного из хулиганов. Тогда я просто отскочила назад, рванув за собой девушку-ребёнка за руку, и вместе с ней побежала прочь отсюда по неосвещаемой фонарями улице.
Она бежала, безмолвная и уже не настолько боящаяся меня. Возможно, сказался недавний шок от попытки лишения её жизни мной, но сейчас она почти не среагировала на произошедшее перед её глазами двойное убийство. Так как она краями глаз видела преследующую нас группу из троих человек (ещё один, как оказалось, не участвовал в ограблении, а оставался в тени забора), то на меня смотрела сейчас только с надеждой. Я была счастлива ощущать на себе такой её взгляд. Радость и возбуждение даже полностью сгладили омерзение от сложившейся ситуации. Будь я одна, я бы не убегала, а просто вступила в схватку с бандитами. Но сейчас, пока моя лучшая подруга со мной, я не могла себе этого позволить, ведь погибни я, и в отместку за товарищей эту милейшую девочку минимум изобьют и изнасилуют, а скорее всего, и убьют.
Поэтому мы со всех ног летели уже по другой улице, двигаясь в сторону школы и наших (я вспомнила, что девушка-ребёнок жила где-то неподалёку от меня) домов. В какой-то момент я обратила внимание, что с наступлением темноты думка, наконец, рассеялась, и свет трёх четвертей прибывающей луны падает на всё вокруг. Я увидела развевающийся на бегу хвост серых волос, сейчас серебристый, кажущийся почти белым. Зрелище настолько заворожило меня, что я просто смотрела на подругу через плечо, стараясь не упустить ни одного её движения или взгляда. Особенно его. Ведь её жёлтые глаза сияли. Во всём происходящем мне почудилось даже что-то около мистическое, волшебно-нереальное. Поэтому я почувствовала необходимость немедленно довести этот подлунный образ до совершенства красоты. Я замедлила бег и быстро сказала своей подруге:
— Сними обувь и трусики, они мешают тебе бежать.
Даже не смотря на нелогичность и абсурдность, по крайней мере, второй части моего совета, девочка последовала ему беспрекословно. Белые босоножки и белые же кружевные трусишки я опустила в свою сумку, в разные отделения. Туда же отправились и мои полусапожки — я также хотела остаться без обуви, ну а нижнего белья я никогда не носила. После этих нехитрых манипуляций с одеждой я быстро огляделась вокруг. Ситуация была такова: мы значительно оторвались от преследователей — сейчас их от нас отделяла целая тридцатка метров. Но проблема была не в этом. Количество бандитов возросло до шести человек, а с другого конца улицы к нам мчались ещё два мотоцикла. Но я была рада происходящему, ведь мне выдался шанс защищать любимую подругу, рискуя её и, что самое главное, своей жизнью от опасности. Я прикинула все пришедшие в голову варианты действий, вспомнила приблизительный план близлежащих кварталов и, спланировав план действий (в критической ситуации я всё же могу это делать) перебежала дорогу и нырнула с сероволосой девочкой в один из дворов.
Мы быстро пересекли его (очень маленький двор) и уже оказались в следующем. Мотоциклам пришлось объезжать территорию, т.к. сквозь кусты можно было легко пробежать, прикрывшись рукой от хлещущих веток, но не проехать на каком-либо транспорте. Но в следующем дворе мотоциклистов ждало новое, более серьёзное препятствие: выход на улицу тут был с подъёмом по лестнице. Один хулиган соскочил со своего «стального коня» и с ним в руках побежал вверх по ступеням. Я просто неожиданно вышла из тени здания перед ним и воткнула нож в живот. Плоть подалась достаточно легко, я разрезала брюхо визжащего неудачника снизу вверх подобно тому, как обычно расстёгиваю молнию на своей куртке (правда, там я это делаю в обратном направлении — сверху вниз), по крайней мере, разрез раскрывался как одежда. Не дожидаясь прибытия второго мотоциклиста, решившего объехать дом с другой стороны (он ещё не знал, что там его ждал забор) и бегущих со всех ног к нам пешеходов с ножиками, я обхватила своей левой рукой правую руку желтоглазой подруги и кинулась наутёк.
К сожалению, я понятия не имела, как управлять мотоциклом, а то бы непременно воспользовалась одним, сейчас рухнувшим с лестницы вместе со своим бывшим водителем вниз.
Через сотню метров находилась почти достроенная многоэтажка, которую я часто посещала во время ночных прогулок, в основном забираясь на крышу и смотря оттуда на город внизу. Но сейчас на здании уже были двери и стёкла, так что в него быстро попасть было невозможно. Но на площадке перед ним находился расчищенный участок под будущую стоянку, который собирались обнести вбитыми в землю стальными колышками. Сейчас это разноцветные металлические трубки с гладкими набалдашниками были свалены в кучу в углу территории стройки. Грозное оружие в умелых руках, словно короткие копья. Я убрала свой запачканный кровью нож в ножны на ремешке, закреплённом на бедре моей правой ноги, и подхватила из кучи три стальных кола. Два метнула в мотоциклиста, который, кажется, выжил, но всё же точно поломал себе, по крайней мере, одну ногу и руку. Последним огрела по голове первого бегуна (бандиты из сплочённой группы вытянулись в цепочку по скорости бега). А когда второй за ним попытался занять освободившееся место в седле мотоцикла, я просто подбежала к нему и перерезала шею. Подобранный стальной кол воткнула куда-то в двигатель «стального коня», чтобы больше никто не догадался им воспользоваться.
От оставшихся преследователей я решила скрыться на крыше нашей школы, до которой оставалось всего около трёхсот метров. По пожарной лестнице мы взобрались наверх. Во время лазанья я могла отлично рассмотреть все ноги своей подруги, полезшей первой, — от пальцев на ступнях до места перехода бёдер в попу, на которой не было трусиков. Я надеялась, что один из хулиганов по глупости своей осмелится полезть за нами (тут-то он бы и получил удар ножом по лицу, будучи совершенно беззащитным), но эти ублюдки всё же извлекли урок из стольких своих жертв брательниками. Они начали штурм крыши здания сразу с пяти сторон (две лестницы были на основном здании школы, две — на достроенном позже корпусе — и одна — на пристройке, в которой располагалась столовая). Тут я опять заметила, что их количество возросло — уже минимум полтора десятка человек гнались за нами. Кроме того, когда я выглянула сверху вниз, один из них выстрелил в меня из пистолета. Невероятно глупо погиб единственный ночной сторож школы (которому я недавно сдавала ключи от класса), выглянувший из окна своего помещения на первом этаже и получивший немедленно пулю через стекло от одного из бандитов. Было очевидно, что вызвать служителей порядка он не успел.
Даже если бы я каким-то чудом успела убить по штурмующему с двух ближайших лестниц, остальные трое оказались бы на крыше и смогли бы просто застрелить нас. Поэтому я спрыгнула на широкий карниз вдоль окон актового зала, ударом ноги вышибла старое силикатное стекло (хорошо, что эта часть школы ещё не ремонтировалась как следует, иначе бы в окнах тут стояли бы крепкие оргстёкла) и, крепко обхватив перекладину рамы, другой рукой стащила к себе с крыши девушку-ребёнка, мою любимую подругу.
Мы были внутри. В темноте никто из бандитов не видел, куда мы делись, а потому у нас был некоторый запас времени. Выломать дверь зала спинкой стула оказалось хоть и сложно, но выполнимо, притом, на всякий случай, мы старались сделать это как можно тише. Со стороны лестничной площадки задвинули дверной проём двумя стоящими здесь скамьями и быстро спустились с четвёртого на второй этаж. Когда мы пробежали коридор и оказались в пристройке, я услышала неясный шум, прозвучавший вроде как с верхних этажей главного здания школы.
— Должно быть, они догадались, где мы, и проникли внутрь.
Продолжение в следующем посте. Теперь и на нашем сайте
- участник сейчас на форуме