Отправлено: 27.08.15 21:43. Заголовок: Репортаж стоимостью в пять талонов

Вы ждали от меня рассказа с эпизодом щекотки? Ну что ж, я написала такой. Только он вам всё равно не понравится, предчувствую.

— Последнее дело выгорело, сегодня я получил неплохой гонорар. Так что налей мне медовухи и дай расслабиться.
Бармен пожал плечами и подал мне напиток. Он взял новую «именную» кружку с полки, на которой этих кружек было пруд пруди, наполнил её коричневой пенящейся жидкостью из фильтр-баллона и бросил несколько гранул энергетика, заменяющего в этой закусочной настоящий спирт. От такого толком не опьянеешь, но приятный жар почувствовать можно. А более серьёзные заведения мне просто не по карману.
— …Послушай, ну давай, решайся. От твоих сомнений никакого прока. И чего ты только так осторожничаешь? Из-за меня ты хоть когда-нибудь в какую-то историю влипал? В такую, из которой не выбраться чистеньким, — парень во фланелевой рубашке что-то тараторил в трубку планшетного телефона.
— …И вот мы выходим, значит-ся, на палубу, а там этот, который толкал наркоту в доме Виктора. Я тогда ему говорю: кой чёрт ты за мной попятам ходит. И знаешь, что этот нахал мне отвечает? Ни за что не угадаешь! «Сударыня, вы меня с кем-то путаете. Уверен, мы раньше не встречались. Уж такую-то кривую харю я бы точно на всю жизнь запомнил!» — молодая женщина в одежде из синтетического полимерного волокна срывающимся на визг голосом рассказывала какие-то истории из своей жизни другим двум барышням.
— …Мы принимаем решения, исходя из прогнозов центральной машины. Поэтому и ответственность за осуществление транзитов лежит на техниках и программистах. Мы предупреждали об этом клиента, но разве он будет слушать. Они вообще когда-нибудь слушают? Э, эх! В общем, проигрался от по полной и решил за каким-то хером написать истеричную жалобу в бюро, — усталого вида клерк в двойной куртке с эмблемами сети снабжения.
Мне нравится это кафе. Даже не кафе, а просто забегаловка на углу 35-ой горизонтальной улицы и седьмой вертикальной. Оно втиснуло своё утлое древопластитовое тело в узкую щель между тремя корпусами линейных проектов. Это был верхний уровень сообщения, и здесь могли ходить лишь пешеходы, да проезжать велосипедисты. Тихое и уютное место. И, главное, ты тут всех знаешь — каждого служащего, каждого посетителя.
Вот, например, та женщина — я точно знаю, что её зовут Гала Шевье, и она занимает место второго помощника главного секретаря «Интерспейса»; должно, звучащая куда солиднее своего реального «веса». А две её подруги — это Лиза Фарон и Жаклин бель Гленн — тоже какие-то секретарши никому не известных частных контор. Кажется, эта троица дружит с детства или хотя бы со времён обучения в академии. Впрочем, стоит ли заканчивать академию, чтобы устроиться в итоге работать каким-то помощником секретаря?
Или затянутый во фланель парень; торговец чёрного рынка, сбывает контрабандные и бракованные чипы на сторону, всегда действует через подставных лиц. Иногда он приходит в это кафе в сопровождении личного телохранителя, но тот, кажется, уволился недавно, а нового парень ещё себе не подошёл — вот и уговаривает, наверное, кого-то из своих дружков помочь в очередном деле.
А этот вечно мёрзнущий клерк? Я понятия не имею, как его зовут или сколько ему лет, но прекрасно осведомлён, что работает он на сеть снабжения «Второй шанс», занимает там должность администратора сервиса транзитных перевозок. Вроде бы он ещё метит в начальники всего сервиса, но недавно проиграл по результатам закрытого голосования некому «страшиле Паулю» — или «той длинноносой сволочи», как сам частенько этого Пауля называл.
А ещё мне нравится кофе, который подают в этой забегаловке. И другие напитки. Кофе тут настоящий, без синтетических добавок, очень крепкий и бодрящий. А вот алкоголь (как, впрочем, и в любом другом кафе города) заменён имитаторами-стимуляторами безопасного кода «E». Но даже эти подражания настоящим напиткам на вкус замечательны. Есть много, за что можно отдать должное забегаловке. Например, нельзя не упомянуть царящую в ней атмосферу отрешённой меланхолии. Здесь действительно хочется находиться, хочется коротать ночные часы в ожидании рассвета.
Впрочем, после строительства Купола солнце уже не проникает в город. Его заменяют лампы искусственного освещения, подвешенные на внутренних частях свода. Но ведь всегда можно забыть об этом и поверить в рассвет, настоящий рассвет, каким он был до изоляции.
— Кто заказывал крахмальную лепёшку? Кто заказывал крахмальную лепёшку? — дважды повторил название блюда официант в сером переднике.
Кажется, это моя закуска. Поэтому я поднимаю руку и машу раскрытой ладонью. И крахмальная лепёшка в плоской пенопластовой тарелке ложится передо мной на столик. К блюду приложены одноразовые вилка и ножик. Даже будь они совершенно тупыми, поделить на части и затолкать в рот эту мягкую лепёшку можно легко.
— Спасибо.
— Всегда пожалуйста.
Итак, время наполнить свой желудок высококалорийной пищей, запивая её ненастоящей медовухой без грамма настоящего спирта. Зато стимуляторы безопасны… считаются безопасными.
От трапезы меня отвлекает неожиданный посетитель. Это высокого роста мулат в куртке-отворотке и с повязкой на голове, сквозь которую пробиваются редкие чёрные волосы. Обычный житель Нижнего города, таких много шатается по улицам в ночные часы. Удивительно в нём другое: я никогда прежде не видел этого человека в моём любимом кафе «Зодиак». Кончено, всегда есть шанс, что кто-то новый заглянет сюда, благо яркая неоновая вывеска «Кушать подано» над входом располагает к этому. И всё же в парне что-то привлекло моё внимание. Наверное, дело в том, что он вёл себя как-то совсем скованно и напряжённо. С напряжением на лице осматривал помещение, напряжённо сжимал в кулаки руки, сама поза его выдавала необычайное напряжение всех мышц тела.
Со свистом пронёсся мимо челнок лекарей. На какую-то секунду он скользнул красным фосфоресцирующим взглядом своей «головы» вдоль окон кафе, затем безо всякого интереса повернул вдоль здания-проекта на север.
Человек в отворотке сглотнул и решительным шагом направился к стойке обслуживания.
— Что-как дела? — бросил он дежурящему там официанту.
— Господин, мы знакомы? — вежливо поинтересовался тот.
— Двадцать два и четыре. Понимаешь?
Официант только удивлённо поднял брови и теперь внимательно осматривал гостя.
— Вы хотеть заказ сделать?
— Повторяю для идиотов: двадцать два и четыре. Сегодня двадцать второе число четвёртого месяца. Крайний срок, чтобы ваша захудалая пивнушка покинула Южный мост. А вы всё ещё здесь. Боссу это чертовски не нравится. Поэтому он позвал меня и сказал: Артур, дорогой ты мой человек, сходи и убери скопившийся на моём Мосту мусор. Так что прошу прощения — вы сваливаете.
Ясно, значит, просто рэкетир. Здесь, в районе Южного моста соперничают между собой три крупные группировки: наркодельцы Чёрные пантеры, бизнес-мафия Сквотчи и торгаши Каракурты. Так что это обычный эпизод переделок «собственностями» между этими бандитами. Однако, я бы не хотел, чтобы моё любимое кафе закрывалось или переезжало в другое место. Всего две минуты ходьбы от штаба, такой уют внутри и действительно вкусные закуски и напитки. Стоит ли вмешиваться? — Конечно, нет, — подсказало профессиональное чутьё. Зафиксируй всё, запиши. Я включил камеру в левом глазу и осторожно навёл на рэкетира. Надеюсь, он не заметит меня и не подумает, что я как-то нехорошо пялюсь на его «работу».
Мулат как-то трагично вздохнул и вдруг вежливым тоном попросил вызвать в закусочный зал хозяина кафе Ибн Сенну. Официант кивнул, перегнулся через отделяющую от внутренних помещений кафе перегородку и что-то крикнул. Ему отозвалось два голоса, один что-то пробубнил, а второй всё говорил, говорил. Наконец официант со странным лицом повернулся к мулату и сказал:
— Хозяин говорить, нет хозяин. Администратор главный.
— Что мне администратор… — грустно вздохнул рэкетир. Он повернулся на каблуках и выплыл вон из кафе.
Официант проводил его удивлённым и настороженным взглядом, а потом тоже вздохнул и вернулся к работе.
Ничего не случилось? Пора выключать запись? Нет, не думаю. История явно будет иметь продолжение, только когда? Сейчас ли? Позже? Хозяин может прятаться от местных банд, а может, он просто не имеет привычки бывать в своём кафе. Как ни странно — ведь я постоянно просиживаю здесь ночи, — я никогда прежде не видел собственника забегаловки в лицо. Видимо, его действительно нет. Что ж, так даже лучше. Не стоит потеря уютного кафе никакого даже чрезвычайного, но такого мелочного репортажа.
Опять раздался свист. Челнок лекарей никак не хотел покидать района проектов и, похоже, носился по нему взад и вперёд. Кого-то выискивает, не иначе. Что ж, не повезло бедолаге. Едва его задержат, как начнут лечить. Если, конечно, не прикокошат на месте. Лекарям всё можно — убийства, аресты, похищения, проникновение на частную территорию… Жертв первого они официально называют «скончавшимися от болезни», задержку именуют «госпитализацией», и чёрт знает каким способом описывают всё остальное.
Через открытые створки дверей внутрь влетел теннисный мячик. Точнее, что-то, живо напоминающее его. Крохотное устройство раскрылось и выбросило в воздух взрывную аэрозоль. Бах! — я успеваю только прикрыть лицо руками — всю комнату заполняет серый дым. Ничего не видно, в ушах стоит свист продолжающей распыление аэрозоли. Какой-то силуэт проскальзывает мимо меня, рывком опрокидывает стол и выбивает из-под меня стул, так что я валюсь на колени и только благодаря вовремя подставленному локтю не падаю плашмя на пол.
— Суки! Лежать всем! — кричит хриплый голос.
Раздаются звонкие щелчки — так шлёпают уборщики по старому ковру, выбивая из него пыль. Кто-то кричит, потом, похоже, давится и долго кашляет. Голос Галы Шевье истошно вопит, а парень во фланеле торопливо что-то тараторит в микрофон телефона. Яркий луч света, бьющий откуда-то со стороны окон на задворки зданий-проектов, продирается сквозь дымовую завесу, наполняет её отсветами и странными мерцающими тенями. Теперь видно каждое завихрение воздуха, каждое скопление аэрозоли.
Из серой тени прямо на меня выныривает официант, только что стоявший на кассе. Очумелыми глазами он водит вокруг, на секунду останавливает взгляд на мне, затем резко отворачивается, кидается куда-то в сторону двери. Но, похоже, натыкается на стену или другой столик, падает, молча ползёт обратно в дым. Ещё два щелчка — его ноги (всё, что я вижу перед собой) на секунду напрягаются, а затем расслабленные падают на паркет. Видимо, бедолага словил заряд шокера прямо в спинной мозг.
Видимо, тот мулат был послан бандой для разговора, а снаружи его уже ждали другие рэкетиры. Так или иначе, кому-то очень понадобилось разгромить моё любимое кафе. Ну а мне остаётся только вести подробную хронику событий, фиксируемую камерой в моём глазу. Только всё равно из-за распылённого дыма ничего не разобрать — сплошная серость, не видно ни динамики, ни текущей ситуации. Только один серый аэрозольный дым.
И опять кричат. Боже, как я устал от крика!
— Не надо, не надо! — сдавленный голос повторяет снова и снова просьбу, а потом раздаётся выстрел — не щелчок шокера, а настоящий пистолетный выстрел.
— Уж прости, батя. Если тебя пощажу, нас бояться все перестанут.
Стон. И тишина.
Свет усиливается. Теперь в нём можно разглядеть отдельные силуэты. Или это дым начал рассеиваться?
Звон бутылок, опрокидывающийся баллон с выпивкой. Треск разламываемых полок. Кассовый аппарат тяжело вздыхает, открывается перед невидимым громилой. Наверное, теперь из него изымаются все талоны.
А потом пелена тумана разрывается напополам метнувшейся внутрь помещения струёй свежего воздуха. Две тени приземляются аккурат в середину комнаты. Я чётко вижу их кислородные маски, защиту глаз, чёрные маскировочные костюмы. И эмблемы Центральной больницы на спине. Проклятье — лекари, только их тут не хватало. Спрыгнули со своего челнока и теперь тоже будут громить мою любимую забегаловку.
А лекари выхватывают хирургические виброножи, машут ими перед собой, неуклонно наступая на рэкетиров. Тем остаётся только пятиться к барной стойке. Но один из них — похоже, профессиональный боевик — китаец со злобным лицом — целится в первого лекаря из револьвера. Выстрел — но лекарь только визжит от возбуждения.
— Стреляй ещё! Стреляй! — кричит он.
Рэкетир стреляет снова. Пуля попадает в лицо лекарю, разбивает маску и вонзается в скулу.
— Бо-ольно! Но как приятно! — вопит лекарь, подпрыгивая на месте от удовольствия. Похоже, его центр болевого восприятия соединён напрямую с зоной удовольствия в мозгу. Такого чем сильнее ранишь, тем ему только лучше. Пока не помрёт.
Боевик отступает в угол, снова целится в лекаря. Но тот взмахом ножа отсекает ему целиком кисть. А затем насаживает грудью на лезвие.
— Вам назначена медицинская процедура: потрошение заживо, — говорит он, одновременно включая вибронож. Тело боевика изгибается под немыслимым углом, затем как бы лопается, осыпая всё вокруг ошмётками внутренностей. Затем рэкетир-боевик с разорванной грудью съезжает на пол.
Остальные бандиты без разбора лезут через стойке. У всех из снаряжения только бесполезные против профессиональных государственных лекарей шокеры (тело каждого лекаря покрыто «второй кожей» — защитным полимерным слоем, совершенно не пропускающим электрические разряды и не разрушимым даже от прямого попадания пули), а потому им остаётся только бежать.
Вот же идиоты, — проносится в голове мысль. — Зачем полезли вообще, когда рядом рыщет докторский челнок?
Лекари рубят людей без разбора. Взмах налево, взмах направо — в сторону отлетает чья-то рука, обрубленная на уровне локтя, затем — верхняя половина головы. Виброножи мягко секут кожу, мышцы, кости, связки. Одно касание — и твои внутренности сыплются на пол, а кровь разлетается по стенам.
Двое лекарей младших разрядов (эмблемы их докторских костюмов подведены красным треугольником младшего убойного отдела) прижимают к разбитой барной стойке того самого высокого мулата в куртке-отворотке. Лезвием, похожим на большой крючок или серп они выдирают из его спины позвоночник. Рэкетир истошно вопит, ему вторит второй, почти детский голос. Во всё ещё заполненной дымовой аэрозолью стороне комнаты своё чёрное дело с другим рэкетиром делает старший лекарь.
— Если хочешь быть здоров, ты не бойся докторов. Доктора к тебе придут и с собою заберут! — приговаривает раненый лекарь. Кровь, сочащаяся из раны на скуле, заливает наружную часть кислородной маски.
В противоположном углу жмётся к выложенной коричневыми панелями стене Жаклин бель Гленн. Эта похожая на овцу особа с белыми курчавыми волосами испуганно следит за действиями лекарей. Справа от неё прячется под столом незнакомый мне веснушчатый пацан лет пятнадцати. Судя по татуировкам на его лице — младший поверенный банды Каракуртов. Он бросает быстрый взгляд на Жаклин, подползает к ней и, приставив длинную иглу к шее девушки, зло шепчет:
— А ну молчать, и двигайся к выходу. Я тут помирать не собираюсь. — А потом громко, — Медики-педики, у меня заложник! Так что быстро отпустили всех наших.
Раненый лекарь наклонил голову и высоким, срывающимся от возбуждения голосом прокричал:
— Вам, сударь, прописаны лекарства. Огненная вода! — Он выпустил в лицо пацану струю из сифона с предостерегающей эмблемой красного черепа. Кожа пацана пошла пузырями, стала отслаиваться, вскрывая тугие мышцы. Он даже не закричал, а просто упал и принялся кататься, хватаясь за то, что только что было его щекой.
Часть едкой жидкости попала и на Жаклин. Она растворила её летнюю майку на плече, добралась до плоти и сожгла её до костей. Жаклин очень долго кричала, пока лекарь не отсёк вибрационным ножом ей нижнюю челюсть.
— Фатальное обезболивание: мёртвые не чувствуют боли, — сказал он, нанося второй, контрольный удар. Серая масса мозга молодей женщины фонтаном взвилась до потолка.
…Через неполные две минуты лекари закончили свою работу. Они убили на месте шестерых рэкетиров банды Каракуртов, задержали тяжело раненными ещё троих. Этим бедолагам повезло даже меньше, чем их мёртвым собратьям: лекари у себя в Центральной больнице любят ставить садистские опыты над пациентами. Некоторых они запирают в капсуле, где нет никаких раздражителей на годы, лишь время от времени нашёптывая им слова медицинской этики. Люди после такого теряют всякую связь с реальностью и становятся почти что мёртвыми.
Кроме рэкетиров во время инцидента в кафе-баре «Иллюзия» погибли ещё трое человек. Жаклин бель Гленн добил лекарь, старшего повара Альфреда пристрелили бандиты, а у так старательно изображавшего иностранный акцент старшего официанта Вильгельма от нескольких разрядов шокера остановилось сердце. Тела всех погибших конфисковала Центральная больница, а в официальной печати случившееся получило известность как «Операция по профилактике психических болезней №241». К её освещению в прессе я приложил свою собственную руку.

 Отправлено: 27.08.15 21:43. Заголовок: Шестиэтажное здание ..

Шестиэтажное здание издательского дома “Diary Post” занимает укромное место сбоку от гиганта — торгового центра “Village”. К главному входу торгового центра ведут два навесных тротуара, а монореальсовая линия входит в строение сбоку. Там, в его глубинах, была организована дополнительная остановка. Боковые ответвления основных дорог подходят и к “Diary Post”.
Обычно здесь не собирается много народу — только попрошайки и другой люд из Нижнего города. Само расположение здания располагало к сбору такого контингента. Тогда как вход в “Village” располагался на самом его верху и потому относился к Верхнему городу, “Diary Post” занимало ровно промежуточное положение.
Я подхожу к тяжёлым дверям здания, отворяю их и вхожу. Фойе. Здесь тепло, пахнет булочками, которые ест охранник, а по стенам развешены планшеты признанных лучшими материалов издательства. «Северная звезда» Максима Прокопенко, «Экономические оковы и дикий Восток» Рауля Макгри, «Экология» Франца Штейберга… точнее репродукции их избранных глав. Часть планшетов была отведена под примеры публикаций в средствах массовой информации. Статьи, по тем или иным причинам удостоившиеся чести быть вывешенными здесь, можно назвать вехами в журналистской традиции Купола. Конечно, среди них нет ни одной моей работы.
А хочу ли я попасть на эту своеобразную «доску почёта»? Сложный вопрос, мне ещё предстоит подумать над этим. В любом случае, пока путь сюда мне заказан.
Я остановился у колонны, поддерживающей балкон второго этажа холла, извлёк из памяти файлы с 127-го по 131-ый. «Отчёт о драке в Западном пригороде» — как банально! «Интервью с архитектором Пеном Мейсом» — и опять слишком обыденная тема. «Подробности дела убийцы-“Перевёртыша”» — это краткий сюжет про того чокнутого, который любит пришивать своим жертвам головы между ног. «Жизнь в XII зоне заражения: Борьба за существование и маленькие радости неохиппи» — материал про тех безумцев, которые прожигают годы в небезопасных секторах, называя это «свободой». И, наконец, «Операция по профилактике психических болезней №241» — то, что мне удалось заснять в кафе-баре «Иллюзия». Учитывая, что мне на сбор этих материалов потребовалась неделя, всё не так уж плохо. Но о том, что всё хорошо, конечно, и речи идти не может. Я работаю слишком медленно, к тому же мне совершенно не везёт — когда какому-нибудь Николю Нивену удаётся как-то оказаться в самых зрелищных и обсуждаемых заварушках, я постоянно перебиваюсь репортажами о мелких событиях. Ну и кто я после этого, как не неудачник?
Подключение. Минута на то, чтобы занести все собранные материалы в базу данных издательства; теперь можно отправляться за гонораром.
Но по дороге в бухгалтерию меня окликивает знакомый голос. Винс Кристалинский — или Денди, как его называют друзья. Заместитель заведующего контролёров VII зоны Купола. Обычный философствующий полицейский, как называли контролёров до реформы и создания института лекарей.
— Привет. Как делишки? Ну, рассказывай? — Он радушно улыбается, и я знаю — он и вправду рад меня видеть.
— Привет. Работаю вот, занёс материалы в базу, сейчас буду получать гонорар.
— И много будет?
— Как и всегда. На жизнь хватит — и то ладно.
— А как насчёт найти что-то действительно интересное?
— У тебя есть, что предложить?
— А то. — Улыбка на лице Денди расплылась ещё шире. — Вчера задержали Перевёртыша. Точнее, того, кого мы подозреваем. Официального сообщения ещё не поступило, так что ты можешь быть первым.
Маньяк-убийца, садист и просто чокнутая личность. Ну, на нём хотя бы можно как-то разжиться.
— Скольких он там прикончил?
— Семь доказанных жертв. Всем башку отрезал и на место хера пришил.
— И как — этот задержанный, он действительно подозреваемый?
— Нет же, его поводят по инстанциям разным, припугнут до дрожи в коленках, да и отпустят. Потому как никакой он не убийца, а просто оказался не в то время не в том месте, как говорится.
— Если этот тип не виновен, то о чём мне писать?
— А ты напиши: мол, попался подозреваемый. Это уже позже выяснится, что он не виновен.
Конечно, Денди желает мне добра, хочет помочь с подбором материалов. Но у него совсем нет хватки истинного сборщика — он не чувствует новость. Для него любое событие — это что-то. К сожалению, моё руководство думает иначе: выложишь в печать неверную информацию — прощай карьера сборщика.
Подумав для приличия полминуты, я качаю головой.
— Нет, Винс, не пойдёт. О ложных подозрениях я писать не буду.
— Эх ты, я тебе такую новость даю, а ты отказываешься.
— Так новость-то пустая.
— Ну и что? — Кажется, на этом наш разговор исчерпал себя. Пора расходиться. Впрочем…
— А что ты вообще тут делаешь?
— Ну, ты ведь в курсе о резне бандитов в нашем любимом кафе? Так вот — начальство направило меня в неё для инспекции итогов побоища. По сути, надо просто зафиксировать, кого вылечили со смертельным исходом, а кто остался в живых и сейчас заперт в казематах Центральной больницы. Это совсем недалеко отсюда, вот и решил заскочить.
— Ещё бы мне не знать! Я был там и своими глазами всё видел. Даже записал кое-что — поэтому мой материал идёт с сопровождающим видео. Надеюсь, за это мне добавят гонорара.
— Даже так? Ну, удачи тогда.
Денди повернулся, ещё раз помахал мне рукой и вышел наружу.
А я по винтовой лестнице поднялся на четвёртый этаж к комнатам бухгалтерии и занял очередь. На сегодняшнее утро намечен выпуск нового номера сразу трёх газет и четырёх журналов “Diary Post”, так что во всей редакции творится настоящий ажиотаж — срочно собираются материалы по завышенной цене, производится вёрстка страниц, бумага обширными тиражами идёт на печать. Но меня мало заботит вся эта суета. Моя цель — визуальное издание дополненной реальности «Дэва».
Вот и кабинет главного редактора Дариуса Торна. Сейчас он консультирует представителя вольных копов касательно какого-то дела. Кажется, он договаривается насчёт организации охраны здания издательства. В последнее время набрало популярность движение «Чистота», представители которого всеми способами стараются изжить со света и нас, сборщиков, и лекарей. В такой ситуации дополнительная охрана действительно не помешает.
— Дариус? Вы свободны?
— Привет. Подожди несколько минут.
Что ж, мне остаётся только сидеть в приёмной, пока Дариус всё обговорит с приезжим копом.
Чёрт, его тут только не хватало. Михаил Савронский. Весь какой-то поджатый молодой человек в этом полуспортивном костюме, кажется неуклюжим, а на деле ловчее иного лекаря. Он сборщик новостей самого высокого ранга, настоящий специалист своего дела. Как и прочих «экспертов», я терпеть его не могу.
Но Дариус принимает его вне очереди, приглашает к себе в кабинет сразу, как видит. Вежливо выставляет копа в приёмную, закрывается изнутри. О чём там он теперь говорит с Михаилом, я понятия не имею и знать не желаю, хотя многие были бы рады подслушать этот разговор. Ведь все мы — рядовые сборщики — так или иначе равняемся на Михаила и ему подобных. Кто они — невероятные гении ли, невероятные везунчики, которые всегда оказываются в том месте именно в то время? Я не знаю. Никто не знает.
— Ты тут давно работаешь? — заводит разговор коп. До этого он смотрел на часы — видимо, не понравилось, как его выставили и заставили ждать. Но из-за возможности хорошо подзаработать он стерпит и такое с собой обращение.
— Порядочно. Несколько лет.
— И много платят?
— Когда как. — У меня нет желания рассказывать человеку, которого вижу в первый, и, возможно, последний раз в жизни, что каждый раз оплата различна — она идёт в соответствии с теми материалами, которые ты предоставляешь издательству.
— А кто этот парень, который зашёл к начальнику? Его друг? — Видимо, спрашивает про Михаила.
— Нет, не друг. Просто очень ценный работник. Если бы я был на его месте, я бы не сидел сейчас с тобой в коридоре.
— Ну, не ной. Подождать, что ль, не можешь?
— Ну так вам ведь тоже с делами закончить хочется поскорее? И если вас Дариус снова примет, когда уйдёт эта гнида, то мне ждать ещё дольше.
— Гнида, да? — хитро прищурился коп.
— Ага. Она самая.
— Так не любишь этого парня? Он-то тебе что сделал?
— Само его существование мне омерзительно. Потому что он преуспевающий профи, а я как всегда плетусь если не в конце, то точно не ближе середины толпы второсортных сборщиков.
— А, так вы с ним — сборщики новостей?
— Ну да. Или журналисты, как называли нашу профессию до основания Купола.
— А звать его как?
— Савронский.
Мы оба замолчали. Просидели так ещё пять — хорошо, что не все пятьдесят — минут, пока Михаил не вышел из кабинета Дариуса. Он презрительно посмотрел вначале на копа, а потом — с явным до смешного омерзением — на меня.
— Добрый день, — сдержанно поздоровался.
— Добрый, — одними губами процедил Михаил. Кажется, он искренне удивился тому, что я поздоровался. Сейчас, наверное, в его голове взвешиваются разные варианты: либо это я издеваюсь так (что, в общем, недалеко от истины), либо заискиваю перед более успешным товарищем, и мне что-то от него нужно в ближайшее время (я бы не стал пытаться такое провернуть — всё равно от Михаила и подобных ему ничего не добьёшься), либо пытаюсь возвыситься хотя бы в глазах своего соседа по ожиданию.
Коп поднялся, прошёл мимо Михаила к двери кабинета Дариуса, затем остановился, чуть обернулся и негромко сказал:
— Гнида.
— Что? — искренне удивился Михаил.
— Гнида, — повторил коп. — Ты ведь Савронский? Это по твоей наводке те рэкетиры напали сегодня ночью на кафетерий «Иллюзия»?
Кажется, это был действительно интересный разговор. Я напрягся.
Дариус спокойно ожидал Михаила в своём кабинете. Он вряд ли слышал оскорбление, произнесённое копом. А если и слышал, решил сделать вид, что занят прочтением какой-то бумаги.
— В общем, это ведь ты накатал статейку о прибылях хозяина кафетерия, по которой Каракурты сделали вывод, что кафетерий должен отстёгивать им процент?
— Конечно. Это был замечательный материал, — радостно улыбнулся Михаил.
Коп поглядел на него пристально, как бы взвешивая что-то в уме. Затем повернулся всем корпусом и по широкой дуге ударил Михаила в ловко подставленную ладонь. Такой удар многих даже довольно сильных мужчин сбил бы с ног, но Савронский не только удачно парировал атаку, но и смог поймать руку копа и завернуть её ему за спину.
— Ну что, урод. Нравится? — спросил Михаил. — Заметь, это ты на меня напал. Может, хочешь разгромный материал о той конторке, которую ты тут представляешь, шавка полицейская?
— Пошёл к чёрту! — в сердцах крикнул коп.
Дариус поднял голову от своих бумаг, сосредоточено посмотрел на всё происходящее, затем встал и поскорее подошёл к Михаилу:
— Михаил, подожди. Отпусти этого человека… пожалуйста.
Михаил вздохнул и действительно разжал руку. Коп потёр пострадавший сустав, что-то проворчал себе под нос.
— Что тут случилось? Расскажи мне, — как можно приветливее спросил Дариус у Михаила. Конечно, я понимаю, что шеф всегда будет играть роль заботливого товарища по отношению к любому эксперту журналистики, каковым являлся Михаил. Для Дариуса такие работники слишком ценны, чтобы не ублажать их каждую минуту. И, конечно, Михаил знал, что к нему будут относиться именно так, потому специально выставил себя пострадавшим:
— Дариус, шеф, этот человек назвал меня… — он сделал паузу, как бы предвосхищая слово, — гнидой, а затем попытался ударить. Я только оборонялся. Не люблю таких людей — только познакомились, и уже в драку лезут. Если вы намереваетесь принять этого человека к нам на работу… Я не хочу работать там, где за безопасность отвечает такой несдержанный человек.
Блестяще! Михаил блестяще играет роль пострадавшей стороны. Теперь Дариус просто не может оставить без внимания случившееся. Он вздохнул, напряг лицевые мышцы и грозно произнёс:
— Вон из моего издательства, ты, драчун-алкоголик. — Я совершенно уверен, что коп — не большой любитель притрагиваться к выпивке, но Дариус почему-то решил назвать его именно так.
— Идите вы все к чёрту. — И коп быстро пошёл по направлению к выходу, свернул на лестницу и скрылся за её сворачивающей в спираль ленте.
Михаил тоже вскоре удалился. А Дариус наконец принял меня, лично просмотрел все мои материалы и в конце концов оценил их в сумме на два красных талона и пятнадцать зелёных. Конечно, больше всего мне принесли репортажи «Жизнь в XII зоне заражения: Борьба за существование и маленькие радости неохиппи» и «Операция по профилактике психических болезней №241». Впрочем, за последнюю Дариус прописал мне в бухгалтерии получить только половину стандартного красного талона. Как оказалось, Михаил только что принёс свой вариант отчёта о том инциденте, и, конечно, именно он теперь пойдёт в печать. Из моего доклада сгодится только видео.
Расстроенный (ведь я так надеялся получить как минимум три красных талона), я спустился в фойе, попрощался с охранником и вышел из здания издательства. Тут, подле крыльца на восходящей ветке навесного тротуара, я заметил того самого частного копа, которого так некрасиво выставил Дариус. Отчасти, я сопереживал ему, но и одобрить нападение на Михаила не мог.
Михаил вышел сразу за мной. Кажется, он задержался, чтобы сбросить дополнительные данные в базу издательства, и теперь направлялся к себе домой — в свой отдельный должно быть довольно уютный коттеджик.
А коп осторожно подошёл к нему со спины, почти дружелюбно положил руку на плечо. Дождавшись, когда Михаил удивлённо повернётся к нему, он вдруг надорванным голосом закричал:
— Гни-и-ида! Сдохни! За «Чистоту»!
Всё, что я могу успеть — это включить камеру в глазу. Гремит взрыв. Тот, кого я считал копом, — террорист-смертник «Чистоты», мстящий за погибших в кафетерии людей, за всех тех, кто пострадал от деятельности таких вот журналистов, как Савронский, — расцвёл огненным цветком. Волна до ужаса плотного и горячего воздуха прошлась по моему телу, опрокинула назад. Я могу только продолжать удерживать камеру в фокусе взрыва. Бесстрастный аппарат спокойно и верно фиксирует, как на Михаиле Савронском рвётся одежда, как лоскутами сходит кожа.
«Эссенцию мгновенного разложения», как назвали биологический фермент-реактив TR-400 в народе, изобрели какие-то наверняка безумные учёные во времена старого правительства — ещё до создания Купола и начала эпохи изоляции городов-государств от внешнего мира. Это серое маслянистое вещество за считанные секунды превращает человека в окружённый гноем скелет. Каждая клетка любого животного, когда она входит в контакт с эссенцией, претерпевает изменения, в ходе которых разрушаются все мембраны. И цитоплазма просто выплёскивается наружу. Не знаю и знать не хочу, зачем кому-то понадобилась такая дрянь, но она на самом деле работает. И ещё как работает.
В этом я убедился, глядя на превращающиеся в желе ноги Михаила. Отброшенный взрывом на метр, он приземлился на колени. И они тотчас же прогнулись под весом его тела, растеклись по мостовой. Михаил закричал. Насколько я знаю, гибель клеток в процессе распада под действием эссенции не приносит никаких неприятных ощущений — нервы тоже распадаются, не передавая никаких сигналов. Но Михаил кричит не от боли, просто он вдруг понимает, что мёртв. И то, что он выдающийся сборщик, уже не имеет никакого значения. Просто через пару минут через огромные язвы на его теле вытечет вся кровь, и он перестанет существовать.
Я не решаюсь подойти ближе. Боюсь вляпаться в эссенцию. Михаил поворачивает ко мне голову, каким-то странно осмысленным взглядом долго следит за мной, а потом он спросил:
— Ты снимаешь? Из этого может получиться замечательный материал.
Я отвечаю правду:
— Да, снимаю. Ты умрёшь знаменитым как жертва террориста.
— Всю жизнь я собирал новости, и теперь, похоже, сам становлюсь тем ещё «материалом». Это одновременно и грустно, и здорово.
Пострадавшее от взрыва намного больше Михаила тело копа-смертника почти всё оказалось забрызгано эссенцией. Поэтому оно быстро таяло, и вскоре от него не должно было остаться ничего, кроме «белкового коктейля» на ступенях крыльца издательского дома “Diary Post”.
— Тот материал… про кафе. Он действительно был моим. Из-за его публикации погибли люди. И в конце концов погибаю я. Это расплата. Но, знаешь, я не жалею. Хорошая новость должна быть опубликована, прекрасный репортаж должны увидеть люди. Даже если в конце концов из-за этого кто-то пострадает. Вернись я в тот момент, когда работал над этим материалом, я бы ничего не изменил — точно так же подал бы его на печать. — Он уже задыхался. — Понимаешь, это… Так правильнее. Если хочешь быть великим сборщиком — вот тебе совет профи, — готовься поставить на карту всё, даже собственную жизнь, ради пары хороших строк материала. — Он вздрогнул, положил голову на мостовую, несколько раз глотнул воздуха и умер.
Сцена была довольно омерзительной — тело ещё живого человека постепенно превращалось в кисель на моих глазах. И, кажется, от шока я обмочился. Впрочем, мокрое пятно на штанах слишком тёмное и красное, чтобы быть обыкновенной мочой.
— Кровь? — Я провёл рукой себе по низу живота, нащупал провал — дыра сквозь брюшину достигала почку. — Так эта дрянная эссенция всё-таки попала на меня? — спросил я у Купола. Купол не ответил.

 Отправлено: 27.08.15 21:44. Заголовок: В больнице я провёл ..

В больнице я провёл две недели. Мне зашили живот, установили на место повреждённой брюшине клонированные ткани. Однако все эти дни я не мог предоставить Дариусу ни одного материала, потому и талоны у меня вскоре стали заканчиваться. С другой стороны, видеозапись смерти Михаила принесла мне довольно хорошую оплату, так что от совершенной бедности я не страдал.
Никто из коллег по сбору новостей не навещал меня, да я никого и не ждал. Мне вполне хватало отрешённого покоя больницы, хотя её название так или иначе навевало невесёлые мысли о цитадели лекарей — Центральной больнице, где пытали пойманных «больных».
На исходе второй недели лечения ко мне зашёл Винс Кристалинский. Денди принёс мне немного фруктов, несколько синтетических батончиков, а когда сел подле койки, рассказал о своей последней затее.
— Видел ту девчонку, которую всё время крутят по ТВ? Нифи. Она поёт и пляшет.
— Да, пришлось. — Здесь на всё отделение был один экран, и места подле него оккупировали дети и старики, так что приходилось смотреть только то, что нравится им. Дети любили Нифи за то, кто она молодая и красивая, а уже знаменитость — каждый где-то внутри себя ставил е в пример и мечтал занять её место. Старикам нравились джазовые нотки её песен, которые навевали им воспоминания о давно ушедшей молодости.
Нифи, наверное, было лет шестнадцать, а, может, и все двадцать. По крайней мере она хорошо соответствовала выбранному амплуа певицы-школьницы. В целом хорошая фигура и симпатичное личико в сочетании с действительно глубоким и эмоциональным голосом, плюс толика музыкального образования — вот и весь её секрет успеха. Но, сказать по правде, её песни нравились даже мне, далеко не страстному поклоннику такого стиля.
— Она нынче новый тренд — популярна, притом, что происходит из бедной семьи отщепенцев где-то с окраины Купола. Завтра она даёт концерт в актовом зале дома культуры Мотоклуба. Меня поставили охранять всю эту тусовку. Приходи туда — ты ведь уже можешь ходить, да? — и я не только проведу тебя бесплатно, но и, возможно, устрою тебе встречу с Нифи. На долгую беседу не рассчитывай, но пару вопросов ты ей задать сможешь. Уж от такого-то материала ты не откажешься?
Я вздыхаю. Неужели он действительно думает, что даже полноценным интервью со звездой можно как-то много заработать. Да сейчас такие репортажи приносят все, кому не лень. С другой стороны, для меня это может быть всё-таки удачной компенсацией за пропавшие впустую две недели лечения. Согласиться? А я смогу выдержать утомительный поход на концерт? Впрочем, отказываться-то грех.
— Хорошо, я подойду. И спасибо тебе.

Толпа беснуется. На сцене какие-то наркоманы-утырки обоих полов трясут абсолютно голыми телами, тогда как лица их скрывают какие-то уродливые носатые маски.
— Гори! — вопит бородатый парень с чем-то вроде метлы в руках. И отовсюду на сцене начинает сочиться пламя.
— Пламя сожжёт ваши грехи, чокнутые ублюдки! — вторит ему уже пожилая, но всё ещё мнящая себя сексуальной женщина, потрясая кулаком в воздухе.
— Суки! Я вас ненавижу! Сдохните в мучениях! — Вдруг проклюнувшийся из-за канонады ударов и скрипа синтезаторов звук органа вторит бородачу.
А толпа в восторге трясётся в такт этой «музыке».
— Современное искусство… Давненько я не слышал чего-то более чуждого человеческом разуму, — поинтересовался у меня Денди.
— Да уж, специфическая музыка.
Мы попытались протиснуться подальше от сцены и усилителей звучания, размещённых по бокам зала. Самым тихим местом здесь, похоже, был центр. Примерно туда мы и встали.
— А ещё отсюда хорошо просматривается зал. Что в моём деле — охране — не маловажно, — заметил Винс.
Наконец, беснующиеся голяки закончили своё представление и как-то незаметно улетучились со сцены. И тогда вышла Нифи.
Красивая молодая девушка. Её волосы доходят до пояса, а одежда представляет собой просто набор чёрно-розовых бантов, достаточно хаотично повязанных там и сям на теле.
Первая песня была довольно весёлой, но в целом спокойной и даже чем-то неуловимо ласкающей слух. Я уже знаю эту песню, много раз видел по телевидению. Кажется, называется «Голубое небо». В ней рассказывается о лётчике времён середины XX столетия, который летит над просторами Арктики и видит, что ему не хватит топливо. Но он не отчаивается и посылает через радиосвязь прощальное обращение к соей любимой. Несколько ироничное сочетание с общим радостным тоном мелодии.
Потом две мелодии чистого джаза — одна до предела классическая в исполнении, другая — полная экстравагантной яркости. Нифи с любовью относилась к такому стилю и часто любила использовать его в своих песнях, даже если в целом их и нельзя было отнести к джазу. Толика импровизации делала каждое её выступление в чём-то уникальным и по-своему запоминающимся.
Грустная, но эпически звучащая баллада о средневековом рыцаре, ищущем, какой бы ему совершить достойный подвиг, а в итоге гибнущим от супа с порчеными грибами. Интересный в плане мелодии номер, отсылающий куда-то в невообразимую старину. Номер, в котором отразилась тоска по романтизму ушедших эпох. Ибо современный город не несёт в себе никакой романтики, хотя и довольно функционален (и именно эта функциональность убивает в нём душу). — Мне кажется, именно это хотела сказать Нифи этим своим номером.
Затем были другие песни. Некоторые совершенно не запомнились, хотя в целом были приятны слуху. Другие имели достаточно интересное звучание и откладывались в памяти.
Прошло три часа, и концерт стал сходить на нет. Конечно, из всего этого времени первый час занимали дрыгающиеся в невозможных позах голяки. Но в конце я был даже рад, что пришёл сюда.
Живот почти не беспокоил. Имплантированная ткань хорошо прижилась, швы сняли уже неделю назад.
— А теперь, напоследок, я подарю вам свою любимую песню — “Five”. Я посвящаю её исполнение вашим мечтам.
Мечтам, да? У меня есть мечты. Я хочу быть великим сборщиком, хочу, чтобы мои материалы оценивались в чёрных — самых дорогих — талонах.
А песня и правда очень красивая. Хотя и толком не понятно, о чём она. Но мне понравилась. Достойное завершение концерта.
А вот теперь можно и проследовать за кулисы, где попытаться поговорить с Нифи. Впрочем, наверное, и разговаривать-то не стоит. Я даже не знаю, о чём её спрашивать, что будет интересно потенциальному читателю. И всё же попробовать стоит.
Да, у меня есть мечта — быть великим сборщиком-журналистом, настоящим профи своего дела, чтобы на меня равнялись, а Дариус с заискивающей улыбкой платил мне чёрными талонами. Нифи, ты ведь поможешь мне воплотить эту мечту в реальность?
Я проталкиваюсь сквозь толпу. Люди галдят, гудят, наседают со всех сторон. Невообразимая кутерьма. И этот отвратительный запах свежего пота в воздухе. Так, должно быть, воняет стадо коз или коров.
Моя мечта… Была такая. Когда-то давно я приехал под Купол и тогда верил — весь мир наполнен моими друзьями. И я, конечно, совершенно особенный человек. Гений, который принесёт новое веяние в журналистике. Нифи, ты можешь исполнить эту мою мечту? Старую-старую мечту, старое-старое желание, загаданное перед самим собой.
Вверх ведёт ещё одна винтовая лестница. В отличие от остальных, она ещё и движется по подобию эскалатору. Лестница возносит меня на второй этаж актового зала. Отсюда через боковые проходы можно попасть в гримёрную и комнаты персонала.
Мечта была хрупка, и она разрушилась под жёстким напором реальности. Но всё же я смог донести её как детское воспоминание до текущего времени. И теперь Нифи говорит, что посвящает свою последнюю лучшую песню мечтам? Словно бы ирония самой судьбы. Или откровенное издевательство. Я ещё и сам не решил, как к этому относиться.
Я захожу в раскрытую дверь. Тёмный коридор ведёт меня за сцену, мимо склада инвентаря в дополнительные помещения здания. Попавшийся на моём пути охранник сверяет мой пропуск — его мне «пожертвовал» Винс — и пропускает дальше.
Нифи, ты станешь средством претворения в реальность мечты по крайней мере одного человека. Будешь ли ты от этого хоть немного счастливее? Я ведь тебя использую. Согласна ли ты на это?
А вот и комната Нифи. А внутри. Я переступаю порог…
Никого нет.
— Как же так? — в сердцах восклицает Винс. — Я думал, её проинформировали, что после концерта она должна сразу же вернуться в подсобку. Эй, кто тут ответственен за безопасность этого сектора?
Подбегает тот самый охранник, который проверял мой пропуск. Его лицо нешуточно взволновано, но думает он не о безопасности порученных ему людей, а о том, что теперь его просто-напросто лишат премии.
Моя мечта… Что теперь с ней будет?
Нет, я не могу так. И всё же…
Посмотри на себя! Ты, изнеженный ублюдок, — орёт голос внутри. — Если решился, так действуй.
И всё же… Правильно ли я поступаю?
Ведь мечта… моя мечта… она прекрасна? А прекрасные вещи должны по определению существовать в реальности.
— Все, ищите певицу! Если её здесь через две минуты не будет, что я скажу водителю транспортёра? Компания наняла его только до полуночи, — беснуется менеджер.
— Эй, парень, успокойся, а. Ничего страшного ведь не случилось, — успокаивает его Винс. А сам не на шутку переживает — я вижу это по лицу друга.
Моя мечта…

Кафетерий «Иллюзия» был разрушен во время бойни между рэкетирами банды Каракуртов и орденом лекарей почти до основания. Роботы-уборщики удалили останки и отчистили следы крови, но всюду валялись обломки почившей в руинах стены, где челнок лекарей протаранил здание. Часть платформы, на которой оно размещалось, обрушилась в провал между зданиями-проектами, и здесь было опасно ходить — всегда рискуешь обломать остатки пола и улететь в бездну.
— Что это, блин, такое? Что за херня?! Ты что творишь?! — с каждым своим словом Винс кричит всё громче.
— Подожди. Она загадывала желание, чтобы мечты сбылись. Все мечты. Я тоже был в зале. Поэтому — и моя мечта.
— Та песня… “Five”?
Я оглянулся.
— Вы очнулись?
— Да. Где я?
— Это неважно.
— Какого хера?! — окончательно срывается Винс. В гневе прозвище Денди подходит к нему меньше всего.
Приходится бить. Грязный толчок коленом в солнечное сплетение — и Винс складывается пополам, съезжает вдоль стены, на которую падает боком.
— Если ты сейчас же не замолчишь, я буду вынужден связать тебя, — предупреждаю я спокойным тоном.
— Если не замолчу? Хех… А ты, оказывается, у нас сюрпризы любитель преподносить. — Мой удар, похоже, подействовал отрезвляюще. — Итак, а теперь колись, что ты задумал тут?
— Ничего особенного. Исполнить собственную мечту. А я мечтал о том, что стану великим сборщиком новостей, лучшим из журналистов.
— Это Нифи? — носом мой друг указал на пристёгнутую к кушетке девушку.
— Она самая.
— Так она по твоей вине пропала после концерта?
— Совершенно верно. Я решил, что простое интервью по-быстрому не сделает мой материал исключительным.
— …И поэтому похитил певичку?
— Да, ещё до твоего прихода.
— …А потом сам же поднял шум — «пропала-пропала».
Я хмыкнул.
— Ну, план у меня созрел именно во время последней песне. Просто я вспомнил мечту.
— Мечты должны сбываться, — прошептала Нифи. Но я услышал.
— Ты веришь в силу мечтаний?
— Да. Я мечтала стать певицей, и сейчас я знаменита именно как певица.
Там была разбитая барная стойка. Осколки бутылей из-под выпивки и баллон медовухи всё ещё валялись тут-там на паркетном полу. Я поставил кушетку с Нифи как раз за стойкой, так что её не было видно с улицы.
— Ты находишься в особенном для меня месте. Здесь, в этом кафетерии, я отпраздновал своё принятие на работу в качестве журналиста-стажёра. А недавно эта уютное кафе разрушили подонки из Каракуртов. — Я сдёргиваю повязку с глаз Нифи, девушка покрутила головой. — Вот, смотри.
— Что вам от меня надо? — спрашивает она.
— Чтобы вы исполнили мою мечту.
— Что я должна делать?
— Умереть.
— Эй, это уже не смешно, — как-то неприятно улыбается Винс. Из кармана в куртке он вынимает портативный шокер.
Где-то вдалеке свистит челнок лекарей. Это психи опять вышли собирать «урожай» больных, чтобы подвергнуть их своим безумным методам лечения, которые обычно сводятся к понятию «убийство».
— Вы мечтаете прославиться как сборщик? — подаёт голос снова Нифи.
— Да. Как сборщик. Как журналист. И… как убийца. — Теперь я поворачиваюсь к Винсу, который нерешительно ставит палец на спусковой крючок шокера. — Если ты мне друг, не делай этого. Не мешай.
— Ты человека похитил. А теперь угрожаешь убить. Как я должен на это реагировать по-твоему?
— Я просто хочу исполнить свою мечту.
— Как я должен реагировать? Как?!
— Успокойся.
— Как?!
Я первый выпускаю заряд. Это миниатюрный зонд электромагнитного экрана. Раскрывшийся в воздухе зонт барьера надёжно отделяет меня от Винса.
— Больше мне твой шокер не страшен. Осторожно, не прикасайся к барьеру — получишь неслабый заряд. Теперь опусти оружие и смотри, что будет. Если бы я тебе не собирался довериться, я бы не привёл тебя сюда, не показал тебе Нифи.
Я достаю скальпель и им осторожно вырезаю себе левый глаз. Из рассечённого глазного яблока вываливается миниатюрная камера.
— Вот блин… — Кажется, Винс слегка ошарашен.
— Это камера. Каждый сборщик носит такую, чтобы записывать новости. Теперь, когда я изъял её у себя, она будет продолжать выполнять последнюю данную ей команду — снимать всё происходящее, пока не кончится заряд или место в памяти. Ты должен будешь отнести её содержимое в издательский дом “Diary Post” и отдать Дариусу Торну, сказав, что это передача от меня.
— Что ты собираешься делать… — всё ещё с содроганием в голосе от увиденного спрашивает меня Винс.
— Свою работу. До этого я всегда фиксировал новости. Снимал, снимал, снимал материалы, относил их Дариусу. Снова и снова… И ничего действительно стоящего за все эти годы. Так что же, всё это время потрачено впустую?
Нифи внимательно смотрит на меня. В спокойных глазах отражается некоторая заинтересованность.
— Подожди, что ты несёшь вообще? — Винс наконец опустил шокер и сунул его обратно в карман.
Челнок приближается. Скоро лекари меня заметят. А бежать некуда — позади обрыв в пару десятков этажей, а спереди — раскрытый зонт электромагнитного экрана.
— Я всё время искал способ снять нормальный репортаж, создать стоящий материал… Недавний пример Михаила Савронского навёл меня на эту идею. Умирая, он задумывался только о том, какой из этого получится новостной материал.
— Да вы все тронутые… — растерянно бормочет Винс.
— Совершенно верно. Ни один сборщик не должен быть нормален с точки зрения обыкновенных людей. Вот лекари, — я взмахом руки указал на приближающийся челнок. — Они тоже ведь психи. Но общество как-то их терпит. И даже умудряется прославлять их работу. Мол, они больных лечат. Эти больные… в прошлые времена их бы назвали просто хулиганами или мелкими преступниками.
Я положил камеру из глаза на останки барной стойки так, чтобы её окуляр снимал распятую на кушетке Нифи.
Челнок лекарей, похоже, заметил меня и теперь быстро приближался. У меня оставались считанные секунды.
— Я мечтал стать великим журналистом! И сейчас я реализую свою мечту. Сборщики фиксируют новости. Но я буду первым, кто создаст новость собственными руками! Это будет уникальный случай,а потому его оценят в три… пять чёрных талонов! Столько даст Дариус Торн тебе за этот репортаж. Смотри, не продешеви.
Лекарь приземлился аккурат между мной и электромагнитным зонтом.
— Я чую запах болезни! — заверещал он. — Кто-то нуждается в лечении? Он будет вылечен быстро и надёжно.
— Эй, лекарь, я не собираюсь с тобой драться. Можешь убить меня, но вначале позволь выполнить свою мечту.
— Нет-нет-нет. Есть болезнь — лечение придёт немедленно. — Он выхватил вибронож и сразу перевёл его в активный режим.
— Тебе с этого тоже будет выгода. Исполнение моей мечты сделает меня намного более больным, чем я есть сейчас. А ещё тут будет один труп.
— Болезнь-болезнь-болезнь! Большая болезнь намечается? Лекари на месте!
Сзади с челнока спрыгнули ещё два человека.
— Болезнь-болезнь. Большая страшная болезнь! — Лекари хищно улыбались сквозь свои прозрачные кислородные маски. Из-за ускоренного обмена веществ им приходится дышать чистым кислородом, чтобы не чувствовать себя ослабленными.
— А теперь дай мне лекарство S-42R. Я применю его по назначению на этой девушке.
— Она тоже больна? Ты будешь её лечить?
— Все мы больны.
— Не делай ничего, я попытаюсь тебя вытащить из Центральной больницы! — кричит Винс. Бесполезно. — Электромагнитный зонт в любом случае не даст ему приблизиться к нам.
— Итак, вы ведь хотите увидеть новую болезнь, которой никогда до сего дня не встречали?
— Да! Да! Да! — Лекари аж подскакивают от восторга.
— Тогда с вам лекарство.
— S-42R? Бери! — Старший лекарь бросает мне небольшое устройство.
— Мне нужно два.
Тотчас бросают и второе. Я показываю коробочки Нифи.
— Смотри, это S-42R. Устройтсва, вызывающие критическое напряжение нервов в том месте, где вступают в контакт с телом пациента. — Я надеваю коробочки на босые ноги Нифи. — Это — самые удалённые от головного мозга части твоего тела. Поэтому активировав устройства там, я позволю тебе прожить чуть подольше. А ощущение… оно будет напоминать кошмарную щекотку.
— Не надо, — просит Нифи. Но не плачет.
— Смотри, я делаю новость! Я становлюсь новостью!
— Новость — это болезнь! — визжат лекари.
— То, чего никогда прежде не случалось. Всё происходит однажды впервые, и это прекрасно. Те, кто повторят за мной подобное — они просто подражатели. Но я — новость. Живая легенда!
Я одновременно включаю оба устройства. Секунда — Нифи словно вздыхает, резко напрягается и беззвучно замирает.
— Где-то три секунды, — оповещаю я прошедшее между активацией устройств и смертью время.
Виброножи лекарей крошат на лоскуты мои рёбра.
— Помни, новость… Запись с камеры должен увидеть каждый…

 Отправлено: 27.08.15 22:29. Заголовок: не, ну пишешь клёво...

не, ну пишешь клёво. Только давай все это в курилку.
(попутно вопрос: как тебе все это в голову приходит...)

 Отправлено: 28.08.15 06:02. Заголовок: Шикарно! Я бы хотела..

Шикарно! Я бы хотела проделать всё это с авторессой рассказа, очень-очень! Помечтаю....)))
Стиль изложения великолепен и самобытен, надо кое-где править грамматику, орфографию...Требуется корректура. И ещё неплохо бы описание, как Нифи чувствует щекотку. Секунды три - и описание такое же, недлинное.