Форум Щекотка.Арт

Раньше Татьяна Дмитриевна очень любила бывать в деревне. Когда она была ещё маленькой Танюшей, летом приезжала к своей тёте на каникулы. Приятелей среди деревенской детворы Татьяна не завела; с самого раннего детства она знала себе цену. Но вот бескрайние зелёные поля, луга, аккуратные деревенские домики – всё казалось девочке волшебным, будто бы из сказки. Летние каникулы юной горожанки проходили весьма неплохо.
Шло время, тётя, мамина сестра, постепенно старела. Татьяна взрослела. Теперь, приезжая летом проведать старушку, Татьяна Дмитриевна видела убожество маленькой деревеньки. Поля уже не были такими бескрайними и зелёными, домишки выглядели облезлыми, живущие в них люди тупыми и затрапезными. Девушки, Татьянины одногодки, в большинстве своём превратились в толстых неопрятных баб; многие парни спились или уехали. Подросло новое поколение деревенской молодёжи, но Татьяна, дипломированный психолог элитной школы, воротила от них нос. Она сама уже не была «молодёжью»: зрелая 40-летняя женщина, ухоженная, красивая, бесконечно уверенная в себе. Эти «машки» и «глашки» от 18 до 35 лет были ей не ровня. При встречах Татьяна Дмитриевна презрительно смотрела на деревенских женщин, разговаривая с ними свысока, цедила сквозь зубы, смеялась над ними прямо в глаза. Поэтому в деревне её не любили и прозвали городской задавакой.
Отпуск у Татьяны всегда бывал летом. Её должность психолога приносила неплохие деньги. Также Татьяна часто меняла любовников, так как была абсолютно свободной женщиной. В деревне она отдыхала, душой и телом. Очень приятно было сидеть на веранде домика, вытянув перед собой длинные загорелые ноги с безупречным педикюром, подставив лицо солнцу, с бутылочкой вина, купленной в городе для таких посиделок и мечтать. Об очередном мужчине, которого она, женщина-вамп, определённо соблазнит, а потом бросит. А ещё здорово было наблюдать за снующими туда-сюда деревенскими бабами. У них никогда не было отпусков. Целый день они работали. Шли мимо тётиного домика то с вёдрами, то с косами, то коз прогоняли на пастбище и украдкой бросали на горожанку-бездельницу злобные взгляды.
У Татьяны Дмитриевны, кроме заносчивого характера, были ещё некоторые привычки, раздражавшие деревенских. Так, она могла разгуливать по улицам почти голышом, в коротком шёлковом пеньюаре или даже в купальнике. Неслыханная наглость для местных девушек! Почти везде дама ходила босиком. В деревне не было возможности делать педикюр, но Татьяна делала его заранее, перед отпуском. И с собой брала целую батарею ухаживающих средств. Дама очень любила свои стройные сильные ноги; ей, жгучей брюнетке, шёл бордовый цвет ногтей. Татьяна любовалась длинными пальцами (указательный длиннее остальных, но не слишком), узкой стопой и высоким подъёмом и считала, что окружающие тоже должны постоянно видеть её подошвы. Она могла запросто прийти босиком на берег местной речушки. Или на заливной луг, где женщины косили траву. И усесться там, пока бабы работали, вытянуть ноги, положить их на стожки сена, прямо работницам в лицо! А уж до сельпо, крохотного магазинчика, женщина вообще всегда ходила босиком. Молоденькая продавщица сердилась и смущалась, когда к ней в очередной раз заявлялась нахальная брюнетка, в купальнике, босиком и навеселе прямо с утра. Только по центральной улице Ленина Татьяна Дмитриевна никогда не ходила без обуви. Мало ли на что можно было напороться там, в пыли! Об этом ей сказали сами местные жительницы.
Как-то раз соседки увидели Татьяну Дмитриевну, как всегда дефилирующую босиком мимо них, в неизвестном им направлении.
-День добрый, соседушка, куда это ты направилась? – крикнула даме одна из тёток. Татьяна, проигнорировав приветствие, двинулась дальше босиком, в любимом коротком халатике, покачивая бёдрами, походкой «от бедра».
-Ишь, пятками и трусами сверкает! К полтиннику уже старой шлюхе, а туда же, как дети малые босиком норовит! –пробурчала себе под нос вторая баба. Потом гораздо громче: -Не слышишь, что ли, Татьяна Чеевна, к тебе, вроде, обращаются?
-Да-да, сразу не расслышала! Задумалась что-то! –откликнулась, наконец, Татьяна, -У вас тут такая скука кромешная, поневоле задремлешь. Вот я и пошла развеяться, до магазина. Вам тоже доброго утречка, не кисните!
-Ты это… по дорогам особо босиком не наяривай! Наступишь ещё, на косу там…Или на банку ржавую… - с кислой миной заметила первая соседка.
-Ножка заболит, загниёт…Потом ножку врачи отрежут! – сказала другая, ухмыляясь себе в платок. И совсем тихо добавила: -Курва голопятая…
«Курву» Татьяна, разумеется, проигнорировала. Ей весьма льстило, что бабы явно ей завидуют и так бесятся при виде её подошв.
-Спасибо за заботу! – крикнула она тёткам, удаляясь.
Если с бабами Татьяне всё было ясно, то молодые парни иногда привлекали её внимание. Деревенские юноши, «кровь с молоком», такие наивные и неиспорченные. Они тоже интересовались городской дамой и при встречах смотрели на неё, глазами пуская слюни. Татьяна Дмитриевна казалась им райской птицей, неведомо как залетевшей в тихий уголок; загадочная роскошная женщина. Очень скоро дама переспала почти со всеми местными парнями. Очередной её «улов» начинался всегда примерно одинаково.
Татьяна сидела на тёткиной веранде, вытянув ноги и меланхолично пошевеливая пальцами. Горячий кавалер, «ванька» или «петька» - не важно - заглядывал в окно, с тихим «Здрассссьте….»
-А, это ты, дружочек! Ты так вовремя! –царственно улыбалась ему Татьяна, медленно и жеманно вставала с кресла и начинала прихорашиваться. Так, что у парня глаза на лоб лезли и мутился рассудок.
-Ты не мог бы мне помочь, дорогой? – дальше следовало какое-либо незначительное поручение. Дама также любила прогуляться с очередной своей жертвой до местного магазинчика, взяв юношу под руку, а сама обязательно босиком. К окончанию прогулки парень был целиком её собственность, хоть верёвки из него вей!
Деревенские девушки были в курсе всех этих похождений, но сделать ничего не могли. Не станут же они все вместе бить заносчивую горожанку! Так и в полицию угодить недолго! В деревне пребывали многие летние дачники, затаривались в сельпо, осматривали достопримечательности в городишке неподалёку; делали неплохой вклад в бюджет. Нельзя обижать отдыхающих…
Когда наглость городской дамы перешла всякие границы, местные юноши были почти все «перепробованы», девушки придумали наказание Татьяне Дмитриевне. «Довольно унизительно для задаваки, но и бить её нам не придётся!» - все вместе решили они.
Татьяна Дмитриевна, по своему обыкновению, медитировала на веранде. Солнце в разгар дня ласково золотило её кожу, вино почти выпито, даме было скучно. Какая-то девка, вроде соседская, и вроде её звали Светка Иванова – заглянула в окно.
-Добрый день! – вежливо поздоровалась она, потупив шалые глазёнки, -Меня послал Борис. Он просил передать, что ждёт Вас, Татьяна Дмитриевна, сейчас на сеновале и хочет сказать Вам что-то очень важное.
Много позже Татьяна не могла взять в толк, почему она повелась на такую дешёвую уловку. То ли вино ударило ей в голову…То ли Борис, высокий чернявый парень, её действительно заинтересовал; он относился к тем немногим местным жителям мужского пола, соблазнить которого даме никак не удавалось.
-Борис хочет поговорить со мной? С чего бы вдруг? - пробормотала Татьяна и встала с кресла.
-Не знаю, мне только передать было велено, -ответила Светка,- Ну что, идёте?
-Пожалуй, пойду, прогуляюсь. Давай, проводи меня! – царственно разрешила девушке Татьяна.
Дама вплыла на сеновал, босиком, как обычно, и в своём любимом коротеньком халатике. Внутри было темновато, плохо видно, но там явно кто-то находился.
-Боренька, это ты? –позвала Татьяна в темноту.

В то же мгновение на голову городской задаваки был накинут холщовый мешок из-под сахара; её, мычащую сквозь ткань и отчаянно брыкающуюся, куда-то потащили. Несколько пар сильных рук прижали женщину к сену, спиной к чему-то металлическому, растянули её по периметру, как ковёр. Татьяна чувствовала, как ей накрепко привязывают руки-ноги так, что и пошевелиться нельзя. Потом мешок с её головы был снят.
-Ну как, удобненько тебе? – ехидно спросил тонкий девичий голосок.
Перепуганная дама огляделась. Глаза уже привыкли к полумраку. Татьяна обнаружила себя привязанной к спинкам старинной сетчатой кровати, вкопанной в стожок сена несколько под углом. В помещении не было никакого Бориса, зато штук пять местных девушек, те самые презираемые ею «машки» и «глашки» стояли полукругом и нагло лыбились.
-Да вы оборзели, лахудры!!! – Татьяна задёргалась и разразилась ругательствами, -Да я вас всех…!!! Полиииииция!!!!
-Никто тебя не спасёт, Танюха-шлюха! –толстая Иринка Карасёва пробовала на прочность верёвки, -Так что зря орёшь. Побереги голос, он тебе ещё пригодится.
-Да, извиняться перед нами! –подключилась Светка, -За каждого нашего парня, с которым ты переспала.
-Вы что же, бить меня собираетесь? – Татьяна сбавила обороты. Сейчас она была не в том положении, чтобы командовать.
-Нет, ну зачем же! Мы тебя ЛАСКОВО проучим! –сказала третья, незнакомая девица.
Кровать с пленницей, как уже говорилось, стояла в сене слегка наклонно. Татьяна полулежала, полувисела на привязях; в пылу борьбы её халатик задрался вверх. Показались красные шёлковые трусики и полоска загорелого тела над ними. Третья баба приподняла пеньюар ещё чуть-чуть повыше, другой рукой принялась чесать Татьянин нежный животик. Полукружьями, вправо-влево, толстые пальцы скользили по чувствительной коже дамы, проворно, словно жуки-водомерки. Татьяна завертела животом и прикусила губу. Чёрт, она не собирается смеяться, как дурочка, перед этими лахудрами!!! Хотя очень щекотно. Баба достала из толщи сена жёсткий колосок и ввинтила его головку прямо в чёрную ямочку пупка городской задаваки. Принялась скрести там, копошиться тонкими ворсинками.
Татьяна Дмитриевна втянула живот и беспомощно захихикала. Колосок в пупке делал своё дело. Её оборона трещала по швам. Тут Светке и толстой Иринке надоело просто наблюдать: они встали по бокам пленницы и воспользовались своими пальцами. Сразу двадцать проворных пальцев атаковали рёбра и подмышки несчастной. Тихое хихиканье жертвы сразу перешло в хохот. Татьяна билась из стороны в сторону, мотала головой и громко, по-лошадиному ржала; даже удивительно, как столь утончённое создание могло издавать подобные звуки. Но спасения нигде не было. Как только дама выворачивалась, уводя правый бок от пальцев Светки, тут же её левая сторона попадала прямо в цепкие Иринкины «сосиски». Шёлк пеньюара действовал как смазка, придавая скольжение и увеличивая щекотливость жертвы. Её пупок уже горел огнём. По лицу Татьяны текли слёзы, смазав весь макияж.
-УЙЙЙЙЙЙха-ха-ха! Оооо-ха-ха-ха!!! – бесновалась и визжала дама. С неё давно слетела вся спесь, и мысли о полиции вылетели из головы. А ещё она чувствовала, к немалому стыду, что в её трусиках начинает разгораться пламя; так, как бывало у неё с новым мужчиной. Татьяна мучилась, но и возбуждалась от щекотки.
Бабы прервались, и дама смогла перевести дух.
-Девочки…Ну пожалуйста! Хватит…- залебезила Татьяна Дмитриевна.
-Ну нет, шлюха, так легко ты не отделаешься! – зло усмехаясь, ответила ей какая-то выскочившая из полумрака девица, -Мы ещё не посмотрели, чем это ты наших парней так зацепила. И что у тебя такого есть, чего у нас нет.
С этими словами девушка сорвала с дамы халатик. Татьяна осталась в нижнем белье, уже насквозь мокром от пота. Её соски влажно чернели сквозь тонкую ткань, торчали, грозясь порвать лифчик. Новая баба умелыми движениями начала массировать Татьянину грудь, тянуть и защипывать восставшие соски, перебирать пальцами от широких оснований к вершинам и обратно. Тягуче и равномерно. Дама застонала и кончила, напустив лужицу влаги в своё изысканное бельё. В ту же секунду лифчик был сорван с её возбуждённой груди.
-Ишь ты, какие дойки себе отрастила! – засмеялась мучившая Татьяну девица, -Любой козе такие честь сделают!
-Точно! Коза! –воскликнула вдруг Иванова и умчалась прочь, хлопнув дверью.
Татьяна хотела было перевести дух, но не тут-то было. Исключая Светку, в сарае остались ещё четыре деревенских бабы, жаждущих мести. Каждая вооружилась жёстким гусиным пером. Карасёва и ещё какая-то, совсем молоденькая бабёшка, запустили свои перья прямо в Татьянины гладкие влажные подмышки; то остриём, то носиком. Оставшиеся девицы принялись щекотать даме подошвы. Вот тут словно разряд тока прошёл сквозь тело пленницы! Ступни были её самой уязвимой частью тела, такие нежные, гладкие, всегда при педикюре… Татьяна Дмитриевна выгнулась дугой на кровати, запрокинув голову к потолку и завывая нечеловеческим голосом. Подрыгав несколько секунд ногами, без малейшего шанса освободиться, дама захохотала так, как не смеялась никогда в жизни. Хохот начинался в глубине её живота и, достигая высоких октав, срывался на визг. Перья жалили её нежные пальчики, прогуливались между ними и под ними. То медленно, то очень быстро; Татьяну словно било разрядами маленьких молний. Подмышки тоже горели огнём.
Татьяна Дмитриевна кончила во второй раз.
В это время вернулась Светка Иванова. Она вела за собой на верёвке драную белую козу.
-Сейчас, сейчас… –бормотала Светка, намазывая подошвы жертвы чем-то прохладным. Как оказалось, водой с солью. Коза, почуяв лакомство, дёрнулась вперёд.
Когда шершавый козий язык заворошился на пятках Татьяны, вся щекотка, бывшая с ней до этого момента, показалась даме детскими шалостями. Или невинными ласками. А вот теперь начался настоящий ад, с большой буквы «А». Вероятно, грешники, поджариваемые на сковородках, орут так же неистово, как Татьяна верещала в тот полдень на сеновале. Скоро она сорвала голос, и могла только тихо шипеть, дёргаясь в конвульсиях. Часть её мозга, крошечная часть, не захваченная щекоточной агонией, представляла себе тётю, яростно дерущую проволочной губкой пригоревшую кастрюлю. Татьяна ощущала свои пятки сейчас именно донышком кастрюли, по которой немилосердно скребут губкой. Ужасно шершавый язык козы залезал во все складочки, под пальцами и между пальцами, от солёной розовой пяточки вверх и обратно, и даже елозил по наружной поверхности стопы. И враки, что снаружи не щекотно! Коза лизала, сосала и покусывала, причмокивая от наслаждения. Светка добавляла раствора. В теле Татьяны Дмитриевны не осталось других ощущений, она не чувствовала кровать под собой, не чувствовала колкое сено – всю её поглотила непереносимая щекоточная пытка.
Толстый Иринкин палец проник в её трусики, нажимая, щекоча и массируя её самую сокровенную женскую суть.
Кончив в третий раз, дама потеряла сознание.
Когда Татьяна Дмитриевна пришла в себя, на сеновале оставались только Иванова и Карасёва. Козу кто-то увёл прочь. Светка и Иринка развязали зарёванную, осипшую и обкончавшуюся горожанку. Набили её лифчик крапивой и надели на истерзанную грудь. В Татьянины трусы Светка тоже натолкала крапивы.
-Чтоб у тебя всегда **** горела, как сейчас, если ещё вздумаешь на чужих мужиков позариться! – матом пригрозила Иванова, -А теперь ступай прочь, прямо так, ты же любишь нагишом щеголять! И походочкой, от бедра!
-Ты всё усекла? –лениво осведомилась Карасёва.
-Да… –пробормотала встрёпанная и красная, растерявшая весь свой лоск дама.
Несчастная Татьяна Дмитриевна поплелась домой, едва передвигая ноги. Под хохот деревенских садисток. От пережитой пытки и унижения её всю колотило, хотелось закрыться в чулане и рыдать.
Через несколько дней, не дожидаясь окончания отпуска, Татьяна Дмитриевна уехала из деревни. Её тётя была очень удивлена, звонила и спрашивала причину поспешного отъезда. Но ничего внятного от племянницы не услышала. Татьяна предпочла замять разговор, так как ей было ужасно стыдно.
С той поры дама предпочитала отдыхать совсем в других местах, но это уже совсем другая история.