Форум Щекотка.Арт

Творчество политическое

Ещё одна работа, на которую я потратила несколько месяцев. Довольно-таки удачная в одном отношении, сейчас она мне кажется попросту дурной. Но тем не менее публикую.
И — да, не обижайтесь на сатирические отсылки к реальным людям с этого форума. Я всё-таки думаю, что злиться на меня из-за такой глупости было бы неправильно. Но — да, это не что иное, как попытка жестокой сатиры.

Кто ты? Скажи же, кто ты, о просвещённый читатель — ибо крепко верую я: повесть сия заинтересует разве что человека души широкой и разума отнюдь не скупого, — кто ты, произносящий эти пустые и ныне лишённые всякого смысла слова знания и участия, тогда как всё действительно нужное и должное уже было сказано многие годы тому назад аккурат после той знаменательной ночи, когда отряд из сорока отважных рыцарей-храмовников имени Чёрной Розы под водительством благородного сэра Ульриха Педобери по прозванию Мохнатые Подмышки — да звучит его славное имя в веках! — приступом взял разбойную пристань близ портового города Рамсары и тем даровал свободу томящимся в жестокой неволе узникам красных варварских галер, среди коих случилось оказаться и юной «белой леди» Эмилии, людьми, имевшими ко всей этой истории самое прямое и непосредственное отношение? Или, может быть, будешь ты легкомысленно утверждать о своём понимании произошедшей в краткий срок лета четвёртого пред великим чумным мором с последних дней уходящего месяца вороньего пера и вплоть до ночи хрустальных колокольцев трагедии — тогда как никто из нас, изнеженных и утомлённых благами просвещённой человеческой цивилизации, что сулят простую и лёгкую жизнь каждому человеку вне зависимости от его истинных достоинств, не способен даже частью вообразить себе весь ужас судьбы сереброволосой девы? Ибо она была там: и на увенчанном чёрной каменной короной дьявольском гнездовище Змеиного Клюва, что угрожающе возвышается над проклятой землёй древнего Узурика; и на мрачном безымянном острове посредь бурных южных морей, хранящие таинственные забытые письмена и рисунки пугающего содержания скалы которого служат основой развалинам башен старинного монастыря, в самом сердце коих на двенадцати базальтовых черепах стоит алтарь мёртвого бога мертвецов; и на грязных, пропахших тысячами диковинных специй в смешении с отвратительными миазмами гниения и разложения рынках «золотого побережья» Насруна, собирающих мерзавцев и негодяев со всего света — ублюдков, всегда готовых своими грязными грубыми руками ухватить беззащитно обнажённые груди невольниц или ущипнуть оных за смазанные будоражащим живую кровь цветочным настоем соски; даже в пределах столь странных и непостижимых, где, кажется, самая ткань реальности распадается ветхими лоскутами и удивительным узором переплетается с измерениями иных планов, полных глубокой извращённой тайны и пустой затаённой угрозы… — была и смогла сохранить свой рассудок здравым, а душу — чистой и девственно невинной; это ли не действительный подвиг? Пусть ужасы сии недоступны пониманию, а потому не подлежат точной передачи словами языков человеческих — в своём рассказе попытаюсь лишь в высшей степени подробно и правдиво поведать обо всех случившихся событиях, что приключились с сереброволосой леди Эмилией, для памяти будущих поколений, тогда как чувственные воззвания и обращения к красоте смиренно оставляю куда более одарённым талантами поэтам и музыкантам.
Итак, повесть сия берёт своё начало на крайнем севере по иную в отношении наших благодатных земель сторону от хмурого хребта Межевых гор, в суровом и по-своему прекрасном краю поросших густым таёжным лесом горбатых холмов и прорезающих плодородный подзол шумных порожистых ручьёв талой воды, где в сужающемся междуречье черноводной Вёди и поросшей травянистым илом Шонки на возвышенности формой усечённого полумесяца стоит славный вольный город Озершафт — родной дом и — долгими полярными зимами — прибежище сильных и умелых охотников, скотоводов — держателей неисчислимых стад живности всякой породы и всякого племени — и ремесленников столь искусных, что об их мастерстве в выделке предметов скромного быта и почти живых украшений с благоговением отзываются везде и повсюду. То земля простого, гостеприимного — и в то же самое время по-своему гордого — народа светлой кожи и снежного цвета волос с добрым смирением, если не сказать — умиротворённостью, во взгляде и поразительной животной силы. Если просвещённый читатель мнит себя человеком достаточно образованным и эрудированным, тем более имеющим знания разностороннего свойства, ему должно быть известно хотя бы что-то о кажущихся нам, южанам, странными обычаях и культуре жителей Озершафта и его окрестностей — ибо традиции те действительно являют собой удивительное смешение архаичности и примитивизма с одухотворённой возвышенностью и истинно трансцендентным образом мышления; к примеру, стоит сразу упомянуть самобытные верования северян, их отказ от всеобщей религии и сохранившийся с древнейших эпох культ обожествлённой стихии дикого пламени — источнике живого тепла, а, значит, и самой жизни. Также для повести моей весьма нелишним будет вспомнить странную систему властного управления в Озершафте и иных городах таёжной земли, где настоящим могуществом обладает отнюдь не наследный князь, а совет богатейших и влиятельнейших купцов и бюргеров на пару с созываемым дважды в месяц и по особенным поводам всенародным вече, окончательным голосом в которых всегда выступает мнение жреческой касты. Именно там от пенистого семени отказавшегося от всякого имени или прозвания верховного жреца была зачата леди Эмилия, ставшая сто четвёртым наследником святейшего престола своего отца по праву рождения, — положение несомненно благородное, но при том более обязывающее и не сулящее никаких действительных перспектив на будущее. Однако — и не в последнюю очередь благодаря живому, острому уму, доброму и решительному сердцу, а также всевозможным иным добродетелям — уже в свои юные годы дева сия сумела завоевать внимание и расположение окружающих, тем более что по природному мистическому дару оная была вхожа в загадки иных потусторонних миров, — так что теперь к её словам и советам прислушивались как другие жрецы, так и светские держатели власти вместе с простыми горожанами — Эмилия старалась не отказывать в своём внимании и участии никому. К своему совершеннолетию сереброволосая леди стала не только привилегированной послушницей высшего посвящения при главном храме Озершафта, но и единогласным решением оказалась избрана во влиятельнейший «круг женщин», имевший значительное присутствие во всех сферах жизни вольного города, начиная от рынка и заканчивая календарными вопросами.
К моего глубокому сожалению нам не известны истинные причины, побудившие юную леди Эмилию на её знаменательную авантюру, имевшую целью посещение такой далёкой столицы в составе официальной княжеской делегации к церемонии коронации наследника высшего трона, однако именно упомянутый ранее круг женщин поддержал эту идею, тогда как отец девы высказался весьма однозначно против такого предприятия, посчитав оное в крайней степени ребяческим и недостойным церемониальной жрицы. Кроме того, высокая культовая иерархия желала видеть Эмилию в числе участников фестиваля прощания с летом, приготовления к коему как раз велись в городе в названные дни. Но в конце концов круг и жречество смогли прийти к согласию, найдя устраивающее всех заинтересованных участников спора решение: Эмилия в составе небольшой жреческой группы со специальным поручением от храма сможет выйти в столицу аккурат после проведения фестиваля и нагонит выдвинувшуюся двумя неделями ранее этого срока основную делегацию за счёт следования несколько рискованному, но куда как более короткому пути напрямую через горы по печально известному Ветряному перевалу — мимо Косого Лабиринта и монументальных захоронений легендарных вождей Народа Солнца — на слиянии двух больших трактов в самом сердце земель «речных графов». Так что в праздничную ночь юная Эмилия как и было предрешено исполнила ритуальный танец босой на раскалённых тлеющих угольях, а уже утром следующего дня покинула родной город через юго-западные ворота вместе с сопровождающими её тремя послушницами младших звеньев и десятком воинов-монахов охраны с целью доставить в дар солнечному храму столичного града древнюю реликвию своей страны — жертвенный котёл из удивительного сплава самородного золота, крепкой закалённой меди и того чудесного элемента, который алхимики называют то «каменной ртутью», то «кровавым камнем» и секрет получения коего ныне считается безвозвратно утерянным.
Поначалу путь вёл торжественно выступавшую процессию по местам близким и знакомым — мимо больших возвышенностей и иногда по вершинам холмов малых — через хмурую сосновую тайгу и вдоль ручьёв; человек давно обжил эти земли, так что фермы и созревающие золотой пшеницей пашни попадались более чем часто, и не проходило дня без прохода по селу или деревне. Тамошние жители, отнюдь не привыкшие к подобным посещениям, проявляли живейший человеческий интерес и, стараясь однако не докучать своим вниманием жрицам и монахам, стремились узнать поболее о целях такого путешествия и личностях его участников. Эмилия, испытывающая в эти дни острую боль в израненных огнём подошвах, ехала во главе группы на благодушно предоставленном храмом угольно-чёрном жеребце-тяжеловозе и предавалась молитвам и медитациям, которые помогали преодолевать гибельные ощущения от ожога и направляли живительные силы тела на скорейшее восстановление отмирающей кожи, в чём ей оказывали великую помощь природные подземные источники чистой ключевой воды, богатой некими малоизученными элементами и сущностями, оказывающими благодатное влияние на человеческое здоровье. Однако в следствие ускоренного темпа путешествия у сереброволосой Эмилии не было достаточного времени, которое можно было бы посвятить исцелению в этих ключах, потому процессия миновала описанные территории в течение нескольких дней и уже скоро вступила в места дикие и враждебные, называемые Землёй Змея в воспоминание о древней, по божьей милости сгинувшей в небытие империи Змеиного Короля, превращённые временем и силами природы в руины развалины городов и крепостей которой до нынешних пор сокрыты в глухих лесных урочищах и на неприступных скальных возвышенностях. Здесь дорога ушла с прямого пути и временами принималась вилять между отвесными массивами тысячелетнего камня, хранящими страшную память о первых битвах пришедших с востока человеческих народов с племенем дьявольских драконов, когда семеро прославленных героев семью священными клинками поразили Змея и заставили орды его отступить к самым Межевым горам. Горы эти теперь возвышались по переднему краю долину и служили точным ориентиром направления, коему следовала жреческая делегация; особенно же выделялся пик Тлей-Шикатек, своими ледниками сиявший огранённым бриллиантом в солнечном свете и отражавший таинственный лунный свет ночами, цветом свои тогда напоминавший серебряный снег волос леди Эмилии, последние клочья обожжённой раны с ног которой как раз к этому моменту спали, открыв новую тёплую и гладкую слегка розоватую кожу подошв.
Наконец по прошествии трёх недель и двух дней путешествия делегация Эмилии достигла шахтёрского селения Рош, бывшего последним местом запланированного отдохновения перед переходом через горный хребет по левому склону Тлей-Шикатек в четырёх милях от развалин первой горной крепости человеческого народа на материке — Косого Лабиринта, коий жрицы надеялись увидеть, хотя и добраться до него им не предоставилось бы ровным счётом никакой зримой возможности. По другую же сторону от перевала пролегали опустошённые тёмной магией змеелюдей предгорья долины Йицмаль, куда до нынешних пор рискуют ступать лишь отчаянные охотники за приключениями, из коих большинство возвращаются седыми, почти немыми и с потухшими, покинутыми живым духом глазами, тогда как тело их испещрено тонкими и ровными, почти не кровоточащими, но и не заживающими порезами, он которых или по каким иным неясным причинам несчастные жертвы древней магии умирают в продолжение нескольких недель или месяцев. Там, ещё южнее, по горному краю долины среди разбитых ударами осадных орудий и разрушительных заклинаний светлых человеческих воинов-магов колоннад и высеченных в склонах дьявольских ликов высятся отвращающиеся уже одной своей неправильной, если не сказать невозможной, формой купола Змеиного Клюва, отравляющего одним своим присутствием земли мертвенного предгорья, куда не летают птицы и где не услышать никакого звука живого существа, кроме разве что угрожающего шипения ядовитого гада. Земля эта зовётся Узурик Проклятый, и уж туда-то не ходит ни единый человек вот уже тысячу лет — а те, кто побывал и остался жив, уже людьми называться не могут и единственно подлежат немедленному сожжению в пламени благодатного огня. Раздел между долиной Йицмаль и Узуриком же прозван Косой и отмечен осенёнными волшебными печатями дольменами, не выпускающими скверну из проклятой земли.
Сколь противоречивы слухи о предгорьях Тлей-Шикатек и прочих великих вершин Межевых гор, о Земле Змея и её коренных жителях, что ходят в народе благодаря многочисленным пугающим или, напротив, возносящим дух человеческий рассказам бардов и менестрелей наших солнечных городов, но не могу не предупредить тебя, читатель мой, об их лживой выдумке, поскольку ни один из сказителей этих никогда сам не покидал благодатного юго-запада нашей великой державы и сам лишь знает чужие басни да пересказывает на собственный лад. Сказать, что земля та проклята драконьими миазмами, благодаря коим человек лишается души, но обретает великую телесную силу и колдовское могущество, было бы весьма опрометчиво. Однако как не сказать о потрясающей скупости духа горных жителей-каменотёсов, ибо есть это правда, известная немногим, но должная быть преданной всесторонней огласке, — скупость сия воспитывается в горняках с детского времени суровой жизнью и взрослым примером, а не мистическими испарениями из легенд, а те же, если и взаправду существую, то навряд ли доходят до селений и рудников с проклятых древних развалин, где им и место. Между тем чёрное сухое нутро горняцкого народа сразу предстало пред храмовой делегацией, едва ступила та в пределы селения Рош, где в тот поздний уже час аккурат проходили похороны изломанных тел десятка шахтёров-каменотёсов, попавших под обвал в Ветряном перевале, и одного, принадлежащего женщине из числа тех, что носят работникам в горы свиную похлёбку с хлебом из лагеря. Сколь отвратительными показались, должно быть, похороны сии (ежели можно такое похоронами именовать) путешественникам из славного города Озершафта, когда мёртвых безо всяких почестей бросали в общую яму ничем не прикрытыми, а сельский жрец лишь отгонял посохом своим воронов и детей, желавших ухватить себе кусок плоти и полакомиться им! В том и есть сущность сурового горняцкого духа, что человеческую трагедию воспринимают жители Земли Змея обыденностью и не видят в покойном теле более ничего человеческого. И всё же среброволосая леди Эмилия никоим образом не проявила своего отвращения, и спрашивала лишь о месте для ночлега своей делегации, и ей было указано на единственный постоялый двор в городище. На пути же к ней аккурат посередине между кладбищенской ямой и центром селения Рош видела она обращённый огнём в пепел остов некогда богатого дома, от коего веяло стариной и утерянной тёмной силой драконьих божеств — был то дом не принятой даже суровыми горняками колдун-шлюхи, в дни своего проживания здесь служившей тёмные ритуалы пред идолами с лицами гневных дьяволов и иных идолов меньшего размера — с томными лицами человеческих развратников и развратниц — и обслуживающей не за золото, а за капли телесных жидкостей путешественников, проходивших через селение к Ветряному перевалу. Чуткое духовное зрение леди Эмилии уловило все знаки проклятого урочища в развалинах дома сего, и сделалось Эмилии плохо отвращением и проникающим в сердце незримым ядом, потому вся процессия ускорила свой шаг и скорее покинула эту часть городища, когда оказалась подле постоялого двора. Тут только делегация узнала скверную весть о каменном сходе, преградившим тропу Ветряного перевала в самом узком её месте, так что ожидание расчистки пути заняло бы у них несколько недель, пока прибыли команды помощи из соседних селений и общими силами убрали обломки скал с тропы. А потому уже следующим утром по настоянию Эмилии вся делегация двинулась на юг вдоль Межевых гор на поиски обходного пути, коим мог бы стать перевал через Узурик Проклятый, проводником по которому предстояло выступить единственно вхожей в мёртвый край злобной колдун-шлюхе Марсии, после изгнания поселившейся в тех краях на самых подступах к Узурику.
Была, и тут я могу говорить наверняка, ибо тому имеется множество свидетельств, Марсия собой отвратительна и ужасна, лицом как тысячи гнойных нарывов, ссохшихся в ухмыляющуюся маску смерти. Или, быть может, всё же обладала ведьма вполне человеческой внешностью, но с такой крупной и тяжёлой челюстью, что казалась оная дама осклабившимся самцом гориллы, и так же волосата. Предстала Марсия пред Эмилией нагой по пояс и с распоротым брюхом, из коего свисали потроха её, заплетённые в косу, а на весьма немалых грудях выжжены сияли мистические клейма. Смеялась Марсия много и охотно, но много чаще попросту рычала, испуская зловоние изо рта и зада своих, да скребла крючковатыми ногтями змеиного идола с глазами цвета адского пламени. Долог был разговор Эмилии с ведьмой, но отказала ей Марсия на все уговоры, прося за проход лишь невинность Эмилии, а концом согласилась дать делегации переночевать на своей земле близ скал Змеиного перевала, ибо нашла несмотря на отвращение ко всему обращённому в смерть здесь Эмилия источник живой целебной воды, что помог сереброволосой леди очистить себя от скверны и подготовить тело к переходу через проклятый Узурик. Ночью же вышла Марсия к Эмилии, и был у них ещё один разговор, и показала Марсия Эмилии своё главное свойство, приобретённое долгими воззваниями к силам иных запретных миров, и было это свойство выходившим из лона колдун-шлюхи развратным щупальцем, требующим невинность Эмилии. Тогда схватили воины-монахи Марсию и тем уберегли молодую жрицу от участи быть обесчещенной столь отвратительным всякому человеческому разуму образом, однако уберегла Эмилия ведьму от немедленной казни и приказала провести делегацию безопасным путём мимо Змеиного Клюва, а Марсия хохотала, словно тысяча Сынов Дракона, когда камни в глазах идола сверкали кровью, предвкушая свою скорую жертву, и жертвой той должно было стать Эмилии, потому как — о горе ей! — лишь Марсия знала, что идолов тех было двое, а второй стоял по иную сторону горного хребта и говорил с проклятыми ублюдками из клана жреца-разбойника и умелого повстанца по прозванию Нежный Леопард, имевшего любовь истязать жертв своих преимущественно женского пола щекоткой.
Следующим утром вышли путники во главе с закованной в добрую чугунную цепь колдун-шлюхой к Змеиному перевалу медленным ходом, надеясь на своё знание духовных сил природы и умение противостоять чёрным и кровавым проклятиям, что должны помочь им миновать гибельные земли Узурика, особенная угроза которых заключена в Песнопении Смерти, что веками или даже тысячелетиями звучит с развалин Змеиного Клюва, — последнем голосе истреблённого первыми человеческими героями змеиного народа, что веет ещё над континентом. Голос тот сковывает душу всякого услышавшего её и попавшего под гибельное влияние, влечёт к себе и наконец приносит страдальца в жертву тёмным змеиным богам, которым, поговаривают просвещённые маги благодатных городов, воистину нет дела до дел человеческих, ибо интересует их только жертвенная кровь — в особенности же менструальная кровь девственниц. Уже на подступах к Узурику лошади делегации лишились рассудка и первыми сорвались с тропы в пропасть, и лишь великая осторожность позволила никому из путешественников не погибнуть вместе с ними, разбившись об острые скалы внизу у ручья. Дальнейший же путь пешкой выдался великим испытаниям для босых подошв Эмилии с нежной кожей, с особенной чувствительностью ощущавших каждую неровность холодного камня и каждую его опасную остроту. Но более всего давила на душу юной жрицы драконья песня, голоса которой стали ещё таинственнее и глубже, когда оказались путники подле самого Змеиного Клюва, и из всех лишь Эмилия могла смотреть прямо на древние развалины, словно бы возведённые в иных законах мироздания и продолжавшиеся на иных планах бытия палаты змеелюдской крепости-дворца, чьи кривые купола венчают чёрные короны статуи мучающихся насаженными на колья дев. Но минул день — и к вечеру процессия уже спустилась в долину Йицмаль к самой Косе и могла теперь предаться отдохновению близ спасительных дольменов со святыми знаками на них, а колдун-шлюха, всё время ведшая людей правильным путём, совершенно повредилась рассудком и непрерывно билась в приступах трясучей болезни и хохотала, пуская пену из углов своих полных губ на огромных выдающихся вперёд как у ящерицы челюстях.
Ночью же в час самого глубокого отдохновения лишь Эмилия не спала и первой заметила угрожающие колебания в духовных потоках близ дольмена, когда наступили разбойные орды Нежного Леопарда и совершили вероломное нападение на путников в стремлении завладеть юными женскими телами, как им через идолов своих наказывала прежней ночью колдун-шлюха Марсия. По крику сереброволосой леди взвились над костром лагеря языки святого пламени и возвели стену огня вокруг отдыхавших. Но не хватило юной жрице сил уберечь всех, и двое воинов-монахов, охранявших Марсию в стороне от дольмена оказались сами окружены повстанцами; бились они славно и с честью пали, а получившая свободу Марсия, казалось, вернула себе рассудок и имела разговор с Эмилией, обещая отпустить всех прочих, если та сдаст себя её чёрной воле, ибо задумала Марсия принести юную жрицу в жертву драконьему богу Змеиного Клюва, дьявольская статуя коего возвышалась в главном зале палат под увенчанным чёрной короной куполом неправильной формы. Иной человек бился бы до последнего, защищая своих людей — и то был бы истинный воин, но Эмилия воином не была, тогда как окружавшие её восемь монахов имели мужество ответить за неё отказом, благо каждый из них с радостью отдал бы жизнь за прекрасную жрицу, которую все они за время недолгого путешествия успели искренне полюбить. Тогда был бой, и на каждого павшего монаха пришлось по две дюжины мёртвых повстанцев, но закончились монахи, а разбойников осталось много. Второй раз воззвала Марсия к разуму Эмилии, и та несмотря на сопротивление трёх ещё более юных девочек-послушниц наконец дала своё согласие пасть в жертву дракону. В то же мгновение вышел перед ней высокий и статный повстанец-революционер Нежный Леопард и закрыл собой от жадных глаз Марсии деву, ибо сам желал мучить её щекоткой до смерти и никак не собирался отдавать колдун-шлюхе. Но посмеялась лишь над ним старая ведьма, а разбойники смеялись вместе с ней. Преданный соратниками и опозоренный Лео много говорил про некую революцию, про творчество политическое и отказ от питания плотью, но в итоге оказался изгнан прочь. Марсия же слово сдержала и отпустила послушниц, чему Эмилия была несказанно рада не смотря на ужас предвкушения мучительной смерти. Горе ей! — не знала она, что тем же утром оставшийся один Леопард поочерёдно поймал каждую из бегущих послушниц и долго истязал их подошвы щекоткой, пока те не лишились рассудка, а потому и вся жертва юной жрицы оказалась совершенно напрасной. Или, скажу я, счастье, что она не знала о такой печальной участи своих подруг и помощниц и до самого конца верила в их спасение своим мужественным решением.
Следующей ночью уже Марсия привела закованную в цепи босую Эмилию к самому Змеиному Клюву и стала рассказывать ей, как будет сдирать живьём с её тела всю кожу, но не дрогнула сереброволосая леди, ведь не было такой мучительной боли, которую она не смогла бы перенести за жизни троих подруг. Марсия же спрашивала её о жизни в Озершафте и, насмехаясь над священными традициями северного града, вновь заставила Эмилию танцевать босой на огне. Пока же она так мучила юную деву, прокрался в Змеиный Клюв Нежный Леопард с намерением отомстить за позор и предательство и завладеть вновь телом Эмилии для пытки щекоткой. Первый раз посещал Лео эти края, никогда прежде не решавшийся заходить к самым руинам, и был крайне напуган отвратительной геометрией построек. Сдержав первоначальный порыв сорваться с места и бежать без оглядки прочь, он совладал с собой и одним броском дикого кота опрокинул Марсию, вонзив ей в спину кинжал. Ведьма вскрикнула и пала лицом на те самые угли, на коих заставила танцевать Эмилию, и лицо её тотчас начало запекаться; но чёрная магия охраняла жизнь колдун-шлюхи, и смертельный удар миновал её — кинжал прошёл вдоль ребра и оставил рану лишь самую поверхностную. Восстала колдун-шлюха, обрушила силы змеиных богов на Лео, и даже он, не восприимчивый прежде к Песнопению Смерти благодаря своему болезненному и искажённому рассудку, почувствовал на себе мощь древнего Слова. Обессиленного Нежного Леопарда же колдун-шлюха Марсия в наказание за попытку убийства лишила невинности своим щупальцем из лона, чем осталась весьма довольна. Когда же обратила она свой взор вновь на Эмилию, увидела лишь, как выпущенные ею магические Слова обретают воплощение вокруг юного тела девы, и когда змеиная магия забрала свою жертву целиком в иные миры, лишь бессильной ярости крик колдун-шлюхи Марсии огласил палаты Змеиного Клюва, что стоит на скалах над проклятыми землями Узурика.