Форум Щекотка.Арт

Сразу множество возражений.
Сам по себе страх - это для психики как боль для организма - всегда нужно и полезно, а в некоторых случаях - прямо необходимо. Боль указывает на неполадки (человек выдёргивает руку из огня, которая в противном случае продолжала бы гореть, вытаскивает занозу, которую мог бы не заметить), боль запускает механизм самолечения и указывает что, где и как именно лечить. Но - до определённой степени, после которой боль пользы уже не приности, а сама становится патогенным фактором. Естественно, чем меньше её диапазон - тем лучше, боль как спусковой крючок - должна действовать максимально быстро и коротко, всё равно после вылета пули из дула всякие манипуляции со спусковой скобой бессмысленны - на траекторию или скорость полёта они повлиять уже не в состоянии. Точно так же и страх, он должен в кратчайшие сроки и максимально точно указать на источник опасности, а потом - как можно более быстро исчезнуть, иначе будет только мешаться. Так что страх смерти нужен и полезен - для осознания, что жизнь не бесконечна, и прожить её нужно с толком, что смерть неминуема для всех, но во многом от нас зависит - какой она будет. После этого (осознания) - страх (смерти вообще) не нужен и вреден, боятся неизбежности - в любом случае глупо, тратить на страх и без того сильно ограниченное время - жалко. Ещё возможны локальные страхи смерти - указание на конкретную опасность ситуации, но и тут принцип тот же - максимально оперативное оповещение, после - самоликвидация.
Теперь смерть. Взгляд атеиста на смерть как на "ничто", переход чего-то в ничего, с точки зрения материализма - явное нарушения закона сохранения материи (энергии). До сих пор все разрушения, которые мы наблюдаем - это изменение формы материи, или взаимопереход разных видов энергии. Но - допустим. Однако и тут - страх смерти столь же абсурден, как бы ли бы нелепы сожаления о законе всемирного тяготения, или принципе неопределённости Гейзенберга. Не боятся смерти старому и больному - согласен, логично. Боятся смерти здоровому и молодому - а какой смысл? Этот страх не поможет её избегнуть, скорее - наоборот. Так что страх смерти не нужен как с негативной, так и с позитивной точек зрения.
Во многих культурах присутствует целая философия смерти, я имею в виду не жертвоприношения или оживление зомби, а рассматривание смерти как высшего эталона качества. Можно вспомнить о буси-до, где путь воина = пути смерти. Подход к смерти как к "вратам, ведущим к погибели или спасению" характерен для множества религиозных течений, особенно - в христианстве. В буддизме смерть как таковая - отрицается, "маленькие" смерти - только границы этапов перерождений, а нирвана - по сути "большая" окончательная смерть - одновременно максимально возможное проявление жизни...
Так что о смерти мы предполагаем многое, знаем лишь одно - неизбежность, отношение может быть нейтральным, негативным, или позитивным. К страху смерти - отношение однозначно отрицательное.
Несколько отрывков о смерти (впрочем, можно и не читать):
Эпикур: Скрытый текст

Самое страшное из зол — смерть — не имеет к нам никакого отношения, так как, пока мы существуем, смерть еще отсутствует; когда же она приходит, мы уже не существуем.

Иван Ефремов: Скрытый текст

Стоя у стола с чайником, он думал, глядя на Симу: «Стремление к таинственности и загадочности места, жилища или особенно человека, свойственное всем романтикам, вызвано ожиданием глубины, необыкновенности, разнообразия. Если же за первым впечатлением открывается нечто мелкое, как блюдце, то получается реакция разочарования, то есть устойчивое торможение, тем более сильное, чем сильнее были ожидания. А с Симой — чувство новизны и глубины всегда сопутствует ей. Возникает ли это из ее особенной сдержанности или миража в любящих глазах? Во всяком случае, теперь понятно, откуда у древних славян была вера в существование прекрасных волшебниц лесов и полей, называющихся „девами жизни“, позднее русалками, которые передавали человеку радость жизни и силу природы».
Вопросительный взгляд Симы прервал размышления Гирина.
— Я подумал о радости и силе, — пояснил он, — считающихся особым даром судьбы, милостью богов. А на самом деле они лежат в основе здоровой человеческой души, возникают в человеке. Следовательно, он сам дарит себя этими благами.
— Как же это суметь?
— Дело не в умении, а в способности на огромные душевные подъемы. Впрочем, может быть, и нет никакой такой особой способности, а все дело в обстоятельствах, отмыкающих запертую психическую силу.
— И у тебя бывали такие минуты?
— Бывали.
— И как?
— В такие минуты кажется, что стоишь на пороге неведомой страны, как будто перешагнув за черту привычной, знакомой жизни. Все физические и душевные силы необычайно напряжены и сосредоточены лишь на одном, а все остальное воспринимается приглушенно, как бы стороной, и в то же время очень остро и тонко. Появляется безразличие ко всему, кроме единственной цели. Нет, пожалуй, не безразличие, а скорее колдовское бесстрашие перед властью жизни, той, что сковывает человека, определяя его поступки.
Все призрачней и невесомей становишься, и наконец появляется чувство близости смерти. То ли волшебная страна, то ли смерть. Один шаг отделяет тебя от той или другой, и не знаешь, может это одно и то же? Кажется, что можешь умереть в любую последующую минуту, но это вовсе не страшно, наоборот, притягательно.
Многим такое ощущение может показаться странным, но если они вспомнят свои полудетские чувства первого прикосновения двух влюбленных…
— И не только любви! — воскликнула Сима. — Когда что-нибудь бывает особенно хорошо, кажется, что можно тут же умереть. И пусть, и не страшно!
— Ага, ты знаешь! Это чувство ясной и близкой смерти появляется в моменты наивысших душевных подъемов. Наше подсознательное предупреждает нас, что мы стоим на краю и перетянутая струна жизни вот-вот готова лопнуть. Интересно, что абсолютно отсутствует всякий страх смерти. Вместо него приходит чувство единения со всем миром, чистоты и прозрения. Ты читала прекрасную книгу австрийского геолога Тихи «Чо-Ойю, милость богов»?
— Нет, и по тебе вижу, что много потеряла.
— Много. Тихи написал правдивую повесть о своем восхождении с маленькой и легко снаряженной экспедицией на один из еще не покоренных гималайских гигантов, Чо-Ойю (Богиня бирюзы), высотой восемь тысяч двести метров. Только отчаянным порывом, с безмерным напряжением сил храбрые шерпы и австрийцы взяли вершину. Тихи понимал весь риск этого похода и то, что он закончился победой, счел подарком судьбы, «милостью богов». Вот что он пишет о дне взятия вершины.
Гирин мгновенно нашел на полке небольшую книгу с изображением шерпа-альпиниста на фоне снежных вершин и прочитал:
— «Все ниже уходили другие вершины, все шире открывалось синее небо Тибета… Мы достигли „зоны смерти“ — высоты восьми тысяч метров. Этот термин не выдуман жадными до сенсаций журналистами, его ввели врачи, установившие, что на этой высоте в организме человека, если не применять кислорода, может остановиться обмен веществ, то есть наступит смерть. Процесс необратим…»
Они шли без кислорода, — заметил Гирин, поднимая глаза от книги. От Симы не укрылся их необычный блеск, выдававший волнение. — «Как ни труден каждый шаг на высоте, как ни задыхались мы, тем не менее испытывали самое большое и счастливое приключение. Возможно, причиной этого являлась чисто физическая близость неба, сознание, что мы достигли границ нашего мира. Возможно, нехватка кислорода заставляла извилины мозга работать по-другому…
Я чувствовал себя одновременно богом и жалкой пылинкой. Небо, лед, скалы и я стали неделимым целым. Мне казалось, что я перешел через границу реального мира и достиг мира с другими законами. И я вспоминаю слова Уильяма Блека: „Если бы были открыты ворота абсолютной воспринимаемости, человеку все казалось бы так, как это есть, — бесконечностью“. Здесь эти ворота широко раскрылись, и меня заполняло непередаваемое сверхчеловеческое счастье. Ничто не изменилось оттого, что я, когда мог ясно мыслить, был убежден, что должен умереть в этот день. Мы поднимаемся поздно, не сможем вернуться в лагерь и обязательно замерзнем. Эта мысль входила в мое счастливое настроение. Она не содержала в себе ничего угрожающего или героического и не заставляла меня спешить. Радость от будущего успеха, а теперь я был убежден, что мы достигнем вершины, уже не играла никакой роли. Вершина имела ту же ценность, как все окружающее и я сам, — она была просто частью целого.
Несмотря на убеждение, что день кончится нашей смертью, я более не чувствовал ответственности за идущих рядом друзей. Понятия переместились и уступили место не равнодушию, а другой оценке…
Вдруг подъем прекратился (они шли без отдыха уже восемь часов! — с восхищением заметил Гирин), и над нами было только бесконечное синее небо. Как колокол, оно опускалось вокруг нас. Покорение вершины — большая радость, но близость неба — величественнее. Мало людей до нас было так близко к нему…» Без всяких машин, лишь с помощью ног! — заметил Гирин, закрыл книгу и протянул ее Симе. — Я прочитал большой отрывок, потому что здесь Тихи очень точно передает состояние величайшего напряжения всех физических и душевных сил, неизмеримой радости на пороге смерти.
— Не понимаю, почему это так, — задумчиво проговорила Сима.
— И я не знаю. Нет исчерпывающего объяснения. Хотя с точки зрения психофизиологии основа явления понятна. Человек как организм, биологическая машина приспособлен к тому, чтобы время от времени переносить громадные напряжения всех сил. На это рассчитана и психика, и потому такие мгновения приносят ни с чем не сравнимую радость. Они неизбежно редки, потому что не могут быть долгими, да и обстановка, их вызывающая, всегда чрезвычайна и во многих случаях заканчивается смертью. Помнишь прекрасный рассказ Уэллса «Зеленая дверь» — туда нельзя заглядывать часто, потому что можно не вернуться!
Высочайшее напряжение всех сил всегда приводило к таким выдающимся достижениям, в чем бы они ни заключались, что они считались ниспосланными свыше, милостью богов. На деле же эти дары были по праву добыты человеком, сумевшим отдать всего себя для этого. Разве не прекрасно, что содеянное человеком кажется божественным и скрытые в нем силы настолько велики, что почитаются как милость богов?
"Лезвие бритвы"

Цунэтомо Ямамото: Скрытый текст

* * *

Я постиг, что Путь Самурая - это смерть.
В ситуации «или-или» без колебаний выбирай смерть. Это нетрудно. Исполнись решимости и действуй. Только малодушные оправдывают себя рассуждениями о том, что умереть, не достигнув цели, означает умереть собачьей смертью. Сделать правильный выбор в ситуации «или-или» практически невозможно.
Все мы желаем жить, и поэтому неудивительно, что каждый пытается найти оправдание, чтобы не умирать. Но если человек не достиг цели и продолжает жить, он проявляет малодушие. Он поступает недостойно. Если же он не достиг цели и умер, это действительно фанатизм и собачья смерть. Но в этом нет ничего постыдного. Такая смерть есть Путь Самурая. Если каждое утро и каждый вечер ты будешь готовить себя к смерти и сможешь жить так, словно твое тело уже умерло, ты станешь Подлинным самураем. Тогда вся твоя жизнь будет безупречной, и ты преуспеешь на своем поприще.
"Хагакурэ"

Михаил Булгаков: Скрытый текст

- Ах, помилуйте, - ответил Азазелло, - вас ли я слышу? Ведь ваша подруга называет вас мастером, ведь вы мыслите, как же вы можете быть мертвы? Разве для того, чтобы считать себя живым, нужно непременно сидеть в подвале, имея на себе рубашку и больничные кальсоны? Это смешно!
"Мастер и Маргарита"