Трудно сказать, в какой степени этот текст можно считать переводом, а в какой – вольным переложением или авторской фантазией на тему. Наверное – немного тем, немного сем. Это не настолько лихая трансформация оригинала, как в «Золотом ключике». Скорее, ближе к «Волшебнику Изумрудного Города», где всё оставлено на своих местах в плане сюжета, но повествовательная интонация, характеры героев, общая атмосфера существенно изменены. В большинстве случаев я более-менее следовал авторскому тексту, позволяя себе только стилистические вольности. В других местах меня несло и я выдавал целые главы чистой отсебятины.
Самые важные, «системные» изменения связаны с переносом действия, как по месту – из Флориды в вымышленную "Перекатипольскую губернию", так и по времени – из конца XX-го века в середину XXI-го. Что, естественно, потребовало изменения не только имён и названий, но и значительной части бэкграунда. Перенос в будущее, кроме прочего, обеспечил меня массой проблем научно-фантастического толка, связанных с необходимостью «разработки мира», в который угодил обращённый в Котощеевку спировский Китльтаун. Сразу предупреждаю, что, не имея опыта в НФ и любя от души повеселиться, я подошёл к решению данной задачи без малейшей серьёзности.
Конечно, легендарная тиклинг-опера Макса Спира заслуживает и другого перевода – точного и качественного. И я надеюсь, что когда-нибудь такой перевод будет сделан. Но не мной. Чукча не переводчик, чукча – пересказчик. С длинным и лживым языком.
Отправлено: 11.09.15 08:32. Заголовок: tt пишет: или, как м..
tt пишет:
цитата:
или, как минимум, тянется в необозримо-далёкое будущее.
Вообще-то, с оригиналом так и обстоит. Я "перевёл и дополнил" лишь первую из четырёх книг. Можно было продолжать. Но я устал от Котощеевки))) В дальнейшем, возможно, переведу пару-тройку фрагментов следующих книг. В качестве отдельных рассказов "из вселенной Котощеевки". Но целиком - вряд ли. Я был бы счастлив, если бы за это взялся кто-то другой - продолжив мою "локализацию" или выполнив "классический" перевод. Всё-таки "Китльтаун" - единственный "роман-эпопея" в тематической литературе. Его полный перевод на русский весьма желателен.
У меня "на складе" ждут публикации повесть и два больших рассказа, которые я намерен публиковать здесь (и отдельная очередь, из других вещей - на складе у Сва). В работе - ещё повесть и рассказ. Я жду-не-дождусь конца публикации "Котощеевки", чтобы грузить форум новыми нетленками)
...кончик пера скользнул подмышку и запорхал внутри – лёгкий, как шелест травы под ногами дриады, как поцелуй Белой Дамы, настигшей симпатичного смотрителя в коридорах ночного Лувра, как трепет мотылька в инфракрасных очках, летящего к теплу вместо света.
Профессор поднял перо перед глазами и критически оглядел. Отличное, замечательно жёсткое перо! Он оседлал стул на колёсиках и с видом заправского байкера подкатил на нём к Жасмин. Он пристально оглядел её плечи и подмышки, отметил нежность кожи, обратил внимание на тоненькие складочки подмышкой. Он осторожно пощупал их пальцем, в ответ Жасмин немного поджала плечико. Складочек стало больше и профессор лишний раз умилился невинному, ранимому очарованию этой специфической части женского тела.
Он поднял перо и очень легко коснулся её плеча.
Сквозь эйфорию Жасмин почувствовала волну ощущений, не сравнимых ни с чем, что она прежде испытывала. Это было невозможно щекотно и она спонтанно засмеялась. Она пыталась вспомнить, боялись ли вообще её плечи щекотки раньше, но сила ощущений спутала все её мысли. В голове возникали то Вольдемар, щекочущий её в спальне, то Зигги Яковлевич, поваливший её на пол и защекотавший почти до беспамятства, когда принимал на работу, то Аманда, которую растянули на столике в кафе и щекотали какие-то мальчишки, а она смотрела из-за стойки, чувствуя возбуждающее покалывание меж бёдер.
Профессор был в восторге. Он тихо смеялся от радости. Поползав ещё немного по плечу, перо пощекотало краешек подмышки.
Жасмин завизжала от смеха, задёргалась в связывавших её ремнях, но препарат сделал её такой слабой и одурманенной, что шансов на успех было бы мало, даже если бы её связали макаронами.
Профессор не мог больше ждать – кончик пера скользнул подмышку и запорхал внутри – лёгкий, как шелест травы под ногами дриады, как поцелуй Белой Дамы, настигшей симпатичного смотрителя в коридорах ночного Лувра, как трепет мотылька в инфракрасных очках, летящего к теплу вместо света.
Эффект был вулканическим. Жасмин взорвалась истерическим смехом, бросая голову вперед и назад, хлестая мучителя по лицу светлыми, волнистыми волосами. Сила ощущений была чудовищна – она пыталась что-то сказать, молить о пощаде – но это было невозможно. Весь её словарный запас слипся в одно огромное слово: «ЩЕКОТНО». В её мире не осталось ничего, кроме невообразимых ощущений подмышкой, все её чувства, мысли, переживания растаяли, расплавились, разлетелись, чтобы соединиться в один кипящий поток, извергающийся наружу в диком, самозабвенном хохоте.
- Очень, очень щекотливая девушка… – Бормотал профессор. – Боюсь, что если я начну щекотать её пальцами, это доведёт её до краёв...
До «краёв», упомянутых профессором, дошли две его последние «морские свинки». Это были сёстры-близнецы, случайно попавшие в город. После долгих щекотливых пыток в полиции, они были отданы профессору Григорьеву для опытов. Интенсивность щекотки, которой сёстры подверглись в лаборатории, была экстремальной. К тому же профессор переборщил с дозировкой препарата. Что ж, по-крайней мере жертва была не напрасна. Новый, экспериментально обоснованный метод расчёта дозы титилатина-фикс стал достоянием науки!
«Края» были достигнуты, когда профессор и его неутомимый ассистент пальцами щекотали ноги подопытных. Что-то произошло с их осязанием. Какое-то необратимое изменение. Девушки стали так безнадежно щекотливы, что даже ношение обуви стало для них невозможно. Самое ничтожное трение причиняло сильнейшую щекотку их ставшими ультра-чувствительными подошвам. Попытки снять или надеть трусики оказывали сногсшибательное воздействие на чувствительные точки половых органов, в частности – на клитор. Близнецов преследовали спонтанные оргазмы. Сначала им было весело. Эндорфины, проникавшие в кровь при оргазме, временно заглушали чувство щекотки. Но как только очередной оргазм прекращался, девушки делались ещё чувствительнее, чем раньше.
Близнецов пришлось уложить на водяные матрасы, вытянув руки в стороны. Клаус Архипыч вскоре нашёл себе милую садистскую забаву – когда профессор отлучался, он входил в комнату, где держали близняшек, и шевелил пальцами над их телами. Эффект был ужасен – девушки смеялись до истерики. Время от времени, желая доставить себе особое удовольствие, он дул им в подмышки, ввергая бедняжек в безумие.
Наконец, девушки были отправлены на некий секретный объект за пределами города, где профессор проводил наиболее серьёзные и глобальные из своих исследований. Дальнейшая судьба близняшек темна и неясна.
- Нет… Пожа-а-алуйста… – Простонала Жасмин сквозь эйфорийный туман. – Не щекочите… Не щекочите… Я не могу... Не могу…
- Эксперимент далёк от завершения, милая девушка! – Строго сказал злой профессор. – У нас осталась ещё одна подмышка и вы прекрасно об этом знаете!
- Разве одной вам было не достаточно? – Спросила она, полуприкрыв глаза.
- Что ты сказала, милая? – Переспросил Григорьев, огибая её вытянутые вперёд ноги на своём офисном самокате, чтоб подобраться к ней с другой стороны.
- Разве одной подмышки вам не доста-а-а-а-а-а-ах-х-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! – Захохотала Жасмин, получив ответ на свой неоконченный вопрос – дьявольский профессор принялся щекотать кончиком пера вторую подмышку.
- Ха-ха-ха-ха! Хи-хи-хи-хи! Нет! Нет! Нет!!! Ха-ха-ха-ха! Хи-хи-хи-хи-хи-хи! Нет! Нет! Хватит! Хватит! Хватит!!! – Хохотала Жасмин, переполненная захватывающим переживанием щекотливой пытки. И снова весь мир сосредоточился у неё подмышкой, и это было потрясающе, и не было никакой возможности это прекратить.
Сквозь туман Жасмин видела, как Клаус Архипыч приближается к ней с ещё одним пером. Он встал на колени и принялся щекотать подошвы её разутых ножек, крепко привязанных к соответствующей подставке кресла. Девушка кричала, визжала, кашляла, смеялась. Её тело подскакивало и вертелось, а неутомимые исследователи пытали щекоткой самые чувствительные места её тела.
Её шпионский костюмчик, словно созданный для щекотки, обольстительно облегал каждую часть тела, кроме рук и лица, которые были и так открыты. Длинные, стройные ножки вертелись и изворачивались, в то время как перо, словно кисть живописца, легко и вдохновенно скользила по рельефному холсту подошв.
Жасмин пыталась пинаться и только теперь поняла, что ноги ей тоже связали. Ах, если бы она только могла бежать, как можно быстрее бежать от этих извергов, этих маньяков! Служители науки неустанно и неуклонно продолжали щекотать бедную девушку.
Знакомое чувство росло у неё между бёдер. Момент появления этих коварных покалываний Жасмин пропустила, и обратила на них внимание, только когда не заметить их было уже невозможно. Это открытие было так неожиданно и ужасно, что она завизжала громче прежнего, но это не помогло. Теперь, когда профессор и Клаус Архипыч занялись ей вдвоём, зверски щекоча беззащитные ступни и подмышки, это чувство полностью овладело ей. Словно маленькое, горячее, живое солнце поселилось у неё между ног, то и дело выпуская обжигающие протуберанцы мурашек вверх и вниз по животу и бёдрам.
- А-а-а-а-ах-х-х-х-х, Великий Космос-с-с-с!!! Хи-хи-хи-ха-ха-ха-ха! Я н-не ве-хи-хи-хи-хи!!! Не веееерю!!! Этого неееет!!! Хи-хи-хи-хи-хи!!! Нет! Нет! Нееееееет!!!
Чувство окутало её как пламя. Профессор и его ассистент прекрасно знали, что происходит и щекотали её до тех пор, пока оргазм не пошёл на убыль. Щекотать её дальше могло оказаться черезчур для бедной девушки, они боялись, что и она «дойдёт до краёв».
Перья, грубо оторванные от чуткой подмышки и щекотливых ножек, были брошены на стол. Аманда была в шоке. Она была уверена, что изверги защекотали Жасмин до комы.
- Что вы наделали?! – Закричала она. – Жасмин… Жасмин!!! Что с тобой?!
Жасмин с трудом повернула голову, чтобы взглянуть на Аманду. Её волосы приклеились к лицу, залезли в рот. Лоб покрывали капли пота.
- Жасмин, дорогая… Как ты себя чувствуешь?!
Жасмин попыталась улыбнуться и едва слышно прошептала:
- Фантастически…
Учёные мужи вновь вооружились перьями и направились к Аманде.
- Пожалуйста, – смиренно взмолилась она, – я и без ваших прививок страшно боюсь щекотки. Я сойду с ума.
Профессор бросил взгляд на витавшую в облаках Жасмин.
- Вот так сходить с ума я бы и сам не отказался. К сожалению, я на службе. – Он подъехал на своей табуретке к Аманде и прикоснулся кончиком пера к внутренней стороне её плечика.
Аманда откликнулась вспышкой смеха – яркой, как сверхновая звезда. Никогда прежде она не испытывала таких сильных тактильных ощущений, не чувствовала щекотки, настолько сокрушительной.
Клаус Архипыч пристроился по другую сторону от Аманды и эпигонски воспроизводил действия профессора. Кончики перьев медленно взбирались по нежной коже девушки, неуклонно приближаясь к щекотливым подмышкам.
Аманда верещала и хохотала, извиваясь в своём кресле. С чувством глубокого удовлетворения профессор отметил очевидный эротизм этого танца святого Витта. Выглядело так, будто она уже корчится в оргазме.
Направляемые злой волей научных работников, невыносимые перья затеяли ужасную игру, по очереди поддразнивая подмышки девушки самыми кончиками, заставляя её биться в ремнях, метаться из стороны в сторону.
Аманда пыталась упрашивать, умолять, но как и Жасмин, оказалась слишком дезориентирована щекоткой, чтобы говорить. Однако, когда оба пера медленно заскользили по её подмышкам, пересекая их по диагонали как Христофор Колумб - Саргассово море, Аманда разразилась горячим, хотя и несколько сумбурным монологом:
- Аааииииииииихи-хи-хи!!! Нет! Нет! Неееееет!!! Не щекочите! Не щекочите! Не щекочите меняяяяяяя!!! Хи-хи-хи-хи!!! Ох!!! Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! Хвати-хи-хи-хи-хи!!! Пажааааалста!!! Хи-хи-хи!!! Я не могу!!! Нет-нет-нет-нееееееет!!! Ха-ха-ха-ха-ха!!!
Тело Аманды билось в ритме, задаваемом танцем перьев в нежных, гладких и ужасно чувствительных подмышках.
- Никанор Саныч! Разрешите мне пощекотать её пальцами! – Закричал как умалишённый Клаус Архипыч. – Пожалуйста, Никанор Саныч! Я так хочу потрогать эту нежную кожицу!
- Ни в коем случае! – Ответил профессор, усердно работая пером. – Это слишком опасно!
Но Клауса Архипыча обуяла такая страсть, что его было уже не унять. Он был без ума от этой юной особы – её прелестного тельца в таком щекотно-обольстительном чёрном трикотаже, её прекрасного личика, мучительно искажённого смехом, её восхитительной кожи, трепещущей в ответ на малейшее прикосновение. Он должен почувствовать на кончиках пальцев эту тёплую, нежную кожу… Ну, почему у него всего десять пальцев? Почему не пятьсот?! Ах, ну хотя бы восемьдесят! Чтобы разом защекотать её всю – от пальчиков ног до макушки! Защекотать – а там всё равно!
Игнорируя строгое указание профессора, Клаус Архипыч сделал вид, что роняет перо и – будто по инерции, всею пятернёй вторгся в бешено-щекотливое пространство подмышки. Клаус Архипыч эякулировал в ту же секунду. Аманда закричала и потеряла сознание. Жасмин пришла в ужас.
- Что вы натворили?! – Закричала она.
- Никанор Саныч, я не виноват! – Завопил Клаус Архипыч. – Она сама! Я не хотел! – Осознав нелепость жалких оправданий, несчастный прислужник бежал из лаборатории.
- Ай-ай-ай-ай-ай-ай-ай… – Сказал профессор Григорьев. – Какая неудача… Нужно срочно привести её в чувство. Иначе возможно впадение в кому. Эх, Клаус Архипыч, Клаус Архипыч... Боль моя неисцелимая… – Сокрушался он, роясь в шкафчике.
Неожиданно Аманда открыла глаза. Жасмин и профессор уставились на неё, боясь пошевелиться. К их удивлению, девушка улыбнулась.
- Самый лучший чёртов оргазм в моей жизни… – Невнятно пробормотала она и, устало улыбаясь, прикрыла глаза.
Полина и Варвара хихикали и цеплялись друг за друга, эхо их шагов металось по залам Михалыч-центра.
- Клянусь, – сказала Полина, – эти мошенники подмешивают что-то в коктейли. Давненько меня так не хлобучило.
- И хлобучило тебя, – с серьёзным видом подтвердила Варвара, – и щекотучило, и вообще…
Полина покатилась со смеху. Образ Полины, которую хлобучит и щекотучит, был так забавен, так свеж в памяти, что Варвара расхохоталась сама. Через пару минут сёстры совсем ослабели от смеха, они снова принялись цепляться друг за дружку, чтобы не упасть.
Ручейки женского смеха, бегущие во все стороны по коридорам, в конце концов достигли ушей охраны, дремавшей в глубинах здания, и сумрачные холлы огласились гулким эхом шагов, со всех сторон приближающихся к беззаботным нарушительницам.
Женщины не успели слёзы с глаз смахнуть, как были окружены охранниками.
- Как самочувствие, друг Лукич? – Спросил Марк Аврелиевич, доверительно склонясь к находящемуся в лёгкой прострации коллеге.
- О… Марк Аврелиевич? Простите. Что-то меня разморило…
- Дык ё! – Воскликнул Марк Аврелиевич, пихая его в плечо. – Но ты, Лукич, погодь расслабляться. Не спи, Лукич, ещё не вечер!
- Не вечер? – После произошедшего трудно было представить дальнейший сценарий, не предполагавший «снижения градуса». Но Марк Аврелиевич так многозначительно ухмылялся, что Яков Лукич поневоле воспрял духом.
- А на сладкое у нас, – продолжил руководитель, очевидно, заметив тень сомнения в глазах сотрудника, – замыслены культмассовые мероприятия. Так сказать – танцуют все!
Эффектно покачивая эффектным задком, в помещение явилась Дора, толкая перед собой тележку, полную устройств, подобных тому, что не так давно красовалось на детородных органах Якова Лукича. Присутствующие – мужчины и женщины – тут же принялись их расхватывать.
- А что – женские модели тоже есть? – С любопытством спросил Яков Лукич.
- А то! Кумекали мы, кумекали, да и схреначили с космической скоростью. Приспособили под особливости анатомического строения. Так что барышни у нас таперич тоже самое могут приобщиться. Насладиться, так сказать, гвоздём сезона в своём, образно говоря, этом самом.
- То есть, нас ожидает новая серия… производственных испытаний?
- Дык, а я тебе об чём?! – Марк Аврелиевич подошёл к тележке и выбрал экземплярчик для себя. – Ну, а ты, Лукич, в нашей оркестре песни-пляски за дирижёра будешь. Агрегатами щекотскими рулить. Ты у нас в энтом деле, как выяснилось, крупный природный талант. Вон как Гретхен заездил, а она девка крепкая. ПДУ не потерял? Молодца! Держи палец на кнопке.
- Есть держать на кнопке! – Бодро откликнулся Яков Лукич.
Наконец, всё собрание было должным образом рассажено и подключено. Освещение перешло в приглушённый режим. Яков Лукич повертел головой в поисках Греты, тайно надеясь найти её на прежнем месте – привязанной к станку в томительном ожидании новых истязаний. К удивлению Якова Лукича, прелестная секретарша обнаружилась скромно присевшей подле него.
- Вы не против, если я посижу с вами? – Спросила она, невероятно красивая в чёрном облегающем платье на бретельках. Яков Лукич только покачал головой в безмолвном восхищении. Его взгляд скользнул по её прекрасным обнажённым рукам. Сладостные воспоминания затуманили взор ведущего специалиста. У него закружилась голова, когда она приподняла подол и стала прилаживать меж бёдер свою машинку удовольствия. Словно примеряясь, она приложила устройство к трусикам. Затем, внезапно – стянула их – и взглянула на него.
- Здесь тоже всё ультра-эпилировано. – Сообщила она и сердце Якова Лукича забилось как бешенное. Грета пододвинулась ближе и обвила руку вокруг его плечей. Скосив взгляд, он оглядел восхитительную подмышку и хрупкие, чувствительные склоны её грудной клетки.
Не долго думая, Яков Лукич запустил палец подмышку Грете и нежно пощекотал.
- Ааайииих-х-хи-хи-хи! – Взвизгнула она и со словами: – Я совсем забыла, какой вы! – Убрала руку и уселась с видом совершенной скромности.
С трудом оторвав от неё взгляд, переведя его в центр помещения, Яков Лукич заметил, что машин щекотки стало две. И обе были заняты. Он не мог разобрать лиц, но по силуэтам видел, что это женщины сказочных форм.
Вспыхнул прожектор, освещая новых пленниц. Яков Лукич чуть не закричал. Это были Полина и Варвара. Они щурились, ослеплённые бьющим в глаза ярким светом, и Яков Лукич понял, что, находясь в тени, остаётся невидим для них. Это его немного успокоило. И всё-таки, немыслимое зрелище жены и её сексуальной сестрицы, в одних бикини, прикрученных к дьявольским станкам, заставило его застонать.
Яков Лукич привлёк внимание Марка Аврелиевича, устроившегося на полу возле его кресла, и шёпотом поведал ему о своих затруднениях. Марк Аврелиевич тут же согласился, что ситуация нерядовая и велел осветителям оставить «щекотского механизатора» в спасительном сумраке.
Не без труда поднявшись с пола, Марк Аврелиевич направился к станкам. Аксесуар века, закреплённый в соответствующем месте, потешно, но гордо выпирал, помигивая индикаторами, подобный лазерной пушке в носовой части скампавеи «Кот Учёный» из «Звёздной империи». Присутствующие с трудом удерживались от смеха.
- Чего лыбитесь? А! На загогулину мою новую загляделись? Так-то! Чудо конструктерской мысли! В общем, это… дорогие коллеги и… коллегии. Эти вот симпатичные мадамы были изловлены за наглым и беспардонным промышленным шпионажем, когда беззаконно слонялись по кулуарам нашего добропорядочного заведения.
Толпа откликнулась выкриками и улюлюканьем, но Марк Аврелиевич сохранял издевательскую серьёзность.
- Нам с вами, дорогие товарищи, – продолжил он, – выпала высокая честь покарать энтих уличённых по ихним заслугам. По старой котощеевской традиции, будем над ими изуверствовать посредством беспощадного щекотства. Мы с вами, товарищи, избраны и призваны в комиссию – глядеть, как этих нахальных бабёнок будут истязать и тиранить. И не только глядеть, но и, так сказать, приобщаться. Кажное ихнее страдание мы здеся вот почуем, – Марк Аврелиевич указал на своё причинное место, – в виде… эээ… неги сладострастия.
- Страдание! Да! – Откликнулась толпа. – Пусть их терзают! А мы будем наслаждаться!
- Пожалуйста… – Сказала Варвара. – Мой муж работает в этом здании. Он всё объяснит! Мы не шпионки!
Толпа возбуждённо загудела. Котощеевка не так велика. Здесь все знают всех – если не лично, то понаслышке. Незнакомая женщина, утверждающая, что её муж работает здесь, могла быть только супругой Якова Лукича. Как стая хищников, не желающая расставаться с лакомой добычей, толпа горящими взглядами пожирала мрак, в котором угадывалась фигурка ведущего инженера. Яков Лукич знаками показал коллегам – мол, будьте спокойны, Лукич не подведёт – и все успокоились. Подобная приверженность корпоративным идеалам доставила собравшимся истинное удовольствие.
- Муж работает? И чего? Значит, можно шляться, где ни попадя? Нет, дамочки! У нас муж за жену не ответчик! Кто на режимный объект проник безнравственно? Муж проник? Нет, дамочка хорошая! У супруга вашего пропуск имеется, как у порядочного человека. А у вас где пропуск? Подмышки щекотливые – вот и весь ваш пропуск! – В довершении тирады обвиняющий перст Марка Аврелиевича упёрся подмышку Полины и стал вертеться там, хотя, в отличие от сестры, Полина ещё даже и не успела объявить о своём решительном несогласии со всем происходящим, вела себя скромно, и только вертела головой, переводя взгляд с сестры на расхаживавшего с прокурорским видом Марка Аврелиевича.
- Хиииии-хи-хи-хи! Я – её сес-с-схи-хи-хис-с-стра! Космосе безбрежный, как щекотно… Точно – подмешали что-то! Прямо в клубничный дайкири! Сволочи!
Последнее заявление толпа встретила смехом и апплодисментами.
- Вы совсем сдурели?! Выпустите нас! Мы же ничего не сделали! – Полина отчаянно задёргалась в ремнях, демонстрируя всю строптивость своего характера.
Внезапно раздался звук заработавших машин, толпа взревела от восторга – ещё бы! Совсем чуть-чуть – и Яков Лукич начнёт щекотать этих хорошеньких женщин! А значит – вот-вот заработают чудо-машинки на половых органах ценителей прекрасного. Ах, читатель, как жаль, что нас там нет! Интересно, какую роль выбрал бы ты в этом спектакле? Зрителя? Или тебе больше по душе быть в центре внимания? Даже не знаешь – всё такое вкусное? Вот и переводчик не знает. Что лучше – сидеть в темноте и мастурбировать или сменить пол и взойти на Голгофу? Старый сластолюбец разрывается на части! А вот с автором всё ясно. Он согласен только на роль режиссёра.
Смех Варвары оказался и громче, и мелодичнее, чем визгливые трели её младшей сестры. Как шутят у нас в партере: колоратурное сопрано – хорошо, а лирическое – лучше! К тому же Варвара принималась молить о пощаде каждый раз, когда у неё оставалось для этого немного воздуха. Этим чарующим, проникающим в самую душу голосом… Где-то так на второй октаве… О, какой экстаз!!!
Полина прекратила извиваться и взглянула на свои простёртые в стороны руки – на правую, потом на левую. Какие-то мерзкие мелкие штуковины ползли от её запястий – сначала медленно, потом всё быстрее. Словно ножки огромных невидимых гусениц, карабкаясь по стебелькам её рук, подбирались к нежным соцветьям подмышек. Вдруг эти штуковины стали вращаться. Полина сразу почувствовала щекотку. Ужасную! Она снова принялась брыкаться, пытаясь вырваться на волю, но всё было тщетно. Ощущения взлетели до непереносимой яркости, она захихикала.
Ответом был проплывший над собранием многоголосый стон. Эффект почувствовали все. Токи эротизма пронзили помещение. Одни пожирали взглядами заливающуюся смехом Полину. Другие сидели или лежали, прикрыв глаза, обратившись в слух, позволяя восхитительному смеху наполнить их до краёв. Третьи – с наиболее активной жизненной позицией – щекотали соседок, чтобы насладиться различными комбинациями смеха.
Варвара была изумлена сложностью этой конструкции. Она казалась живой – настолько тонко и чутко её отростки нащупывали самые чувствительные местечки тела сестры.
Тем временем, Полина вертелась, верещала, пыталась укусить эти щупальца, снующие вверх-вниз по её рукам, бегающие вокруг плеч, роющиеся подмышками.
Яков Лукич непреклонно наращивал скорость и интенсивность зондирования.
- С-с-с-пааасиииииииииииите!!! Хи-хи-хи-хи-хи-хи!!! – Всё, что могла добавить Полина к истеричному хохоту и сумасшедшему шейку, в котором тряслось её тело. Она запрокинула голову, зажмурилась, совершенно беспомощная, способная только смеяться.
У Варвары сердце разрывалось от жалости. Неожиданно она ощутила нечто, щекочущее её подмышками. Прежде чем Варвара успела осмыслить эту новость, она уже хохотала как заведённая. И умоляла, и упрашивала, как будто то, что её щекотало, было способно к сочувствию. Увы. Оно было к этому неспособно. Эх, Яков Лукич, Яков Лукич…
С появлением на сцене новой игрушки-хохотушки сладострастные стоны трудового коллектива стали громче и слаще. Отдельные молодые сотрудники успели уже кончить, и теперь с воем заходили на второй круг как стая оголтелых «Юнкерсов».
Смех Варвары оказался и громче, и мелодичнее, чем визгливые трели её младшей сестры. Как шутят у нас в партере: колоратурное сопрано – хорошо, а лирическое – лучше! К тому же Варвара принималась молить о пощаде каждый раз, когда у неё оставалось для этого немного воздуха. Этим чарующим, проникающим в самую душу голосом… Где-то так на второй октаве… О, какой экстаз!!!
- Пожалуйста!!! О… О… Ооооо!!! Пожалуйста… Хи-хи-хи-хи!!! Хватит! Хватит! Хватит! Хвааааааатит!!! Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! Нет!!! Нет! Нет. Нет… Не щекочите… Не щекочиииииииииииите!!! Аааааааааха-ха-ха-ха-ха-ха!!! Нет… Нет. Нет! Нет!!! Хии-хии-хи-хи-хии!!!
Яков Лукич и сам чувствовал близость оргазма, наблюдая за щекотливыми мучениями своей прелестной жены и её сестры. Ему нравилось щекотать Варвару. Щекотливость была первой вещью, что когда-то привлекла его в ней. Много лет назад, на одной чересчур весёлой вечеринке молодые специалисты допились до игры в жмурки. Он водил. Варвара пришла в разгар веселья и с порога угодила к нему в лапы. Трепет её кожи под пальцами и дивный смех стали первыми впечатлениеми Якова Лукича от будущей супруги. Лишь мгновение спустя, – ах, что это было за мгновение! – сорвав повязку, он увидел смеющиеся глаза в обрамлении копны ведьмински-чёрных волос. Его участь была решена. Её, впрочем, тоже. Когда было нужно, Яков Лукич мог быть настойчив, как адская гончая, обаятелен, как вымогающий душу Сатана, и красноречив, как Данте Алигьери. С тех пор он щекотал Варвару при любой возможности, упиваясь чудесным смехом и восхитительной беспомощностью, в которые ввергали жену эти ощущения. Она никогда не возражала, похоже, находя эту забаву приятной. А может быть, ей (как ему) было дорого воспоминание о первой встрече, позволяющее снова увидеть друг друга как впервые…
Конечно, ему нравилось щекотать её пальцами, чувствовать упругую нежность и тепло её кожи. Но здесь, теперь – это было совершенно новое, потрясающее чувство! Словно Варвару щекотал кто-то другой, а он – подглядывал, как мальчишка, забравшийся на дерево и заглянувший в спальню красивой соседки. И в то же время – этот «кто-то в спальне» тоже был он – это за ним подглядывали – и не только мальчишка из прошлого, а все они – мужчины и женщины, сходящие с ума от похоти, глядя на его жену – обнажённую, связанную, доступную – но только для него. Власть над ней давала ему власть над ними всеми. И в то же время – они словно насиловали её у него на глазах, пусть прикасались к ней лишь щупальца управляемой им машины, но ведь он сам был их марионеткой, делегатом, которого вытолкнули вперёд – давай, Лукич, пляши – их коллективным половым органом. Он щекотал Варвару, словно овладевал ей от имени и по поручению каждого из присутствующих. Это сочетание безграничной власти и бескрайнего унижения вызывало возбуждение, какого он до сих пор не ведал.
Но даже в состоянии бешенного сексуального экстаза, Яков Лукич оставался профессионалом. Он уже прикидывал в уме проект машины щекотки для домашнего пользования. И даже представлял, куда они с Варварой поставят её в своей уютной семейной спаленке. «И обязательно предусмотреть возможность записи! И публикации на специальных серверах в Сети! Тиклинг-хоум-арт. Марк Аврелиевич будет в восторге. Неизвестно, что скажут маркетологи… Эти замшелые ретрограды… Но это ничего. Маркетологов уговорим. Поставим им первые модели со скидкой… И, конечно, онлайн-трансляции! Звёзды хоум-тиклинга собирают миллионы данков от восторженных поклонников! И не только данков. Предусмотреть возможность других пользователей подключаться к трансляции или записи – конечно, не бесплатно – со своей кибердрочилкой! Чёрт, надо уже придумать приличное название для нашего безобразия… И не забыть предусмотреть защиту от нелегальных включений… Небольшой удар током… Чемпионат мира по хоум-тиклингу! Продажи взлетают до стратосферы!» От всех этих внезапно открывшихся перспектив голова у Якова Лукича закружилась ещё больше. Вот что значит – правильная стимуляция! Какие идеи приходят!
Щупальца усердно перебирали женские рёбрышки, сновали по бокам, смех пленниц то и дело исходил на визг и бессвязные крики, сопровождаемые попытками вырваться из надёжных пут. Яков Лукич восхищённо наблюдал за перемещением специальных зондов между рёбрышками и подмышками, настолько быстрое и мнимо хаотичное, что не поспевал взгляд. Возможности испытуемых хоть как-то приноровиться к этим движениям Яков Лукич оценил как чрезвычайно низкие. Он заметил, что постепенно становится настоящим профи.
Яков Лукич почувствовал, что не может сдерживать напор клокочущих в нём страстей – поток всё быстрее нёс его к ревущим впереди водопадам экстаза. Он уже не сознавал, как его пальцы вжимаются в сенсорный экран, взводя регуляторы скорости и интенсивности ко всё более высоким значениям. Послушные пульту управления в его руках, щупальца машин щекотали женщин с такой бешенной энергией, что те могли уже только визжать как сумасшедшие. Не глядя на экран, задыхаясь от эмоций, он задействовал блоки машин, отвечающие за щекотку ног, и оглушительный женский визг взлетел на какую-то нечеловеческую, рвущую перепонки высоту, тела их бились в таком диком исступлении, что казалось – вот-вот порвут связывающие их ремни.
Толпа взревела – десятки голосов стонали, хрипели, скулили и выли как потревоженный зоопарк – обещанная Марком Аврелиевичем «нега сладострастия» обрушилась на «членов комиссии» с новой силой – накрыла, опрокинула, разметала осколки сознания, словно цунами – хлипкие лачуги дикарей.
Яков Лукич отключил машины. Обе женщины бессильно повисли на ремнях, запрокинув головы, жадно ловя ртами воздух, и жалобно стонали. Звуки тотального оргазма из окружившего пленниц сумрака постепенно стихали. Собрание погружалось в дрёму.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 108
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме